Архиереи были под пристальным наблюдением спецслужб. Петров уже получил подробную информацию об архиепископе Феодоре. «Нужно будет с ним встретиться», – подумал он.
Архиепископ Феодор взял трубку телефона, стоявшего на столе в его кабинете.
– Вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности, – раздалось в трубке. – Нам необходимо встретиться с вами.
– Где и когда? – спокойно спросил Владыка, который за годы жизни в одной квартире с сыном уже привык к подобному общению и иногда даже жалел, что его сын стал не офицером КГБ, а простым «стукачом».
– Я подойду к вам в епархиальное управление через полчаса, меня зовут подполковник Петров.
– А по имени-отчеству?
– Можете называть меня «товарищ подполковник».
– Хорошо, – сказал Владыка и невольно улыбнулся.
Через полчаса в его кабинете уже сидел суховатый, начинающий седеть человек, с ничем не примечательной внешностью, в неброском костюме, очках, в котором ничто не выдавало его принадлежности к грозному ведомству.
– Товарищ подполковник, как я понимаю? – спросил Владыка.
– Я пошутил, - ответил тот. – Зовите меня Николай Ильич.
– Чем я обязан вашему визиту, Николай Ильич?
– А вы сами не понимаете? Служебная рутина. Я, как и уполномоченный, обязан встретиться с новым православным архиереем. Хотите вы этого или нет, но мы все трое тесно связаны нашей работой. Уполномоченный может вас вызвать, а у меня работа связана с конспирацией. Было бы нонсенсом, если бы вы, даже без рясы пришли к нам в управление. На улице или конспиративной квартире вы привлекли бы слишком много ненужного внимания. Поэтому вполне естественно, что для ознакомительной встречи я пришел к вам.
– Понимаю.
– Насколько мне известно, все попытки заставить вас дать подписку о сотрудничестве были безрезультатны, чего нельзя сказать о вашем сыне и его жене?
– Да, мне неприятно об этом думать. Лучше бы мой сын честно служил в органах, если он считает это полезным, а не доносил о каждом шаге отца.
– Об этих ваших мыслях нам тоже известно, признаюсь, что я их разделяю. Но, насколько я понимаю, вы не принципиальный противник любого сотрудничества?
– Я готов давать официально требуемую информацию в рамках действующего законодательства.
– Ее вы будете давать уполномоченному, а не мне. Ну, а как вы смотрите, чтобы просто, по-приятельски рассказывать мне время от времени что-нибудь об интересующих меня священнослужителях и членах исполнительных органов?
– У нас не может быть приятельских отношений, Николай Ильич.
– А как вы отнеслись бы к тому, чтобы следовать моим ненавязчивым, для вас же полезным советам при осуществлении своей деятельности?
– Смотря что это будут за советы.
– Ну, например, связанные с вашей позицией в отношениях между духовенством и исполнительными органами. О сокращении вашими руками, на основании ваших церковных законов, духовенства за счет числа тех, на кого я представлю вам реальный компромат, не ложный, а полностью соответствующий действительности.
– Мне нужно будет каждый раз отдельно разбираться в ситуации. Ведь вы, Николай Ильич, насколько я понимаю, не ревнитель чистоты рядов православного духовенства.
– Вы неглупый человек, Владыка.
– Вы назвали меня «Владыкой»? – удивился архиепископ.
– Ну, вы же назвали меня «товарищем подполковником». Как я уже говорил, мы с вами должны работать, что называется, «в одной упряжке». Почему бы мне неофициально, в личной беседе, не признавать ваши специальные звания, хотя официально я их, конечно, не признаю. Но мы отклонились от темы нашей беседы. Какой же, на ваш взгляд, интерес советскому офицеру бороться за чистоту рядов православного духовенства?
– Интерес может быть прямым. Я уволю каких-то священников за поведение, несовместимое с саном, а уполномоченный не разрешит мне назначить на их место новых. Отсутствие богослужения в храме в течение продолжительного времени станет причиной его закрытия. А аморальный священнослужитель, как «бывший служитель культа», то есть практически светский человек, будет утвержден на должность председателя исполнительного органа и столь же успешно будет вредить Церкви, а может, и успешнее, потому что до этого он делал это неосознанно, а теперь будет делать из чувства мести и обиды.
– А вы еще и смелый человек, прямо говорите такие вещи официальному представителю советского государства.
– Я скорее старый, чем смелый. Но ведь это же правда?
– Возможно.
– Но даже учитывая это ваше признание, в каких-то вопиющих случаях мне придется запрещать в священнослужении и ставить вопрос о лишении сана тех священников, которые недостойны его носить.
– Что же, я уважаю вашу принципиальность, мне нравится ваша откровенность со мной, ваши предшественники обычно просто юлили, старались не говорить ничего конкретного и в итоге лишь отнимали мое время. Возможно, вы будете полезным нашим органам, сами того не понимая. А сейчас я должен идти, благодарю за интересную беседу.