Свет во тьме. Черные дыры, Вселенная и мы

Но есть ли вообще смысл размышлять о Боге? В чем польза разговоров о Боге, если он находится за горизонтом того, что мы можем узнать? Даже если мы не можем исследовать момент создания космоса, мы, безусловно, можем изучать его последствия. Хотя происходящее внутри черной дыры измерить нельзя, физики выполняют расчеты, связанные с внутренней частью черных дыр.

В XVIII веке Готфрид Вильгельм Лейбниц предложил очень ограниченную концепцию Бога: он сравнил Бога с искусным часовщиком. Бог – это первопричина: он привел мир в движение, и с тех пор этот столь искусно созданный им механизм работает постоянно и неизменно. Работа Бога настолько совершенна, что ему больше не надо беспокоиться о Вселенной. Его мир – лучший из всех возможных миров. Бог Лейбница – этот безымянный и неприметный Бог эпохи Просвещения – до сих пор не дает покоя некоторым людям, хорошо знающим, что мир несовершенен.

На самом деле – в силу того, что в научном подходе причинно-следственные связи занимают центральное место, – даже эта идея о Боге-часовщике не столь уж нелогична. Если я верю, что Бог – просто безличная совокупность всех законов природы и начальных условий, существовавших в начале мира, значит, эти законы природы и начальные условия по‐прежнему задают форму и направление развития нашей Вселенной, которые я сегодня измеряю. Тогда астрофизика, в известном смысле, – поиск следов этого искусного часовщика, так сказать, при свете современности.

Точно так же богословы уже тысячелетия ломают голову над тем, кто и что такое Бог, и ищут знамения Бога в дне сегодняшнем. Для меня лично Бог больше, чем просто часовщик. В моей религии Библия доносит до нас огромное количество имен, встреч, историй, рассказанных Богом, и историй о нем. В других религиях есть свои, сопоставимые священные истории. Эти описания Бога создавались многими поколениями на основании радостного и болезненного опыта, поставленных вопросов, стремлений и надежд людей, живших в этом мире. Они все описывают прожитую реальность, но их язык – не язык математики, а скорее язык опыта, поэзии, мечты, сновидений и мудрости.

Язык математики не позволит мне разобраться в таких вопросах, как любим ли я или чего я стою (разве что, возможно, только если я сам математик, который, как это иногда случается, живет единственно красотой собственной науки). По-моему, это самонадеянность, а то и высокомерие – думать, будто я могу и даже обязан отмахнуться от всего человеческого опыта только потому, что сегодня я знаю физику лучше, чем люди знали ее сто лет назад.

Следовательно, поиск Бога актуален и важен по‐прежнему. То, как я представляю себе начало, определяет и мой взгляд на настоящее и будущее. От Бога-часовщика я ожидаю стабильности и надежности, но не интереса ко мне или к кому‐то еще как к отдельному человеку. Однако если я верю, что Бог – это не просто нечто, но и личность, то есть кто‐то наподобие Бога в монотеистических религиях, то я ожидаю, что Бог – это кто‐то, с кем я могу взаимодействовать, кто‐то, от кого я еще могу ожидать чего‐то нового и сегодня, и в будущем. Такой Бог дает мне шанс сблизиться с ним. В христианской религии личность Бога проявляется как в символических страданиях и искупительной жертве Иисуса Христа, так и в общности верующих и величии творения.

Физики (агностики или атеисты) могут отнестись к моей идее описания Бога как некой личности с известной долей скепсиса, но она не столь нелепа, как кажется. Поскольку человек состоит из протонов, протоны, соответственно, могут обладать рядом присущих человеку признаков. Очевидно, что из Большого взрыва, сгустка материи и нескольких законов природы физика может сотворить обладающих сознанием, способных абстрактно мыслить людей – с их эмоциями, чувством юмора и ощущением своего предназначения и ответственности. Таким образом, возможность зарождения жизни и формирование индивидуальности и идентичности должны были быть заложены – но не обязательно предопределены – самими законами Большого взрыва. По крайней мере совершенно ясно, что такая вероятность не исключалась, поскольку – вот же они мы! Вольно трактуя основополагающее утверждение Декарта “Я мыслю, следовательно, я существую”, можно также сказать: “Я существую, следовательно, это возможно”. Если материя думает и существует, почему тогда Бог-творец, Бог-первопричина не может быть личностью, обладающей разумом, эмоциями и мотивом? Если физики способны вообразить себе космос, полный жизни, неограниченных возможностей и мультивселенных, то отчего так уж иррациональна идея личностного Бога? Во всяком случае она куда более рациональна, чем восприятие мира как предварительно запрограммированной компьютерной симуляции, о чем втайне размышляют некоторые мои коллеги. То, что множество людей тысячелетиями верили в личностного Бога, еще не делает эту идею ошибочной и устаревшей.