Что касается вырезок из плотной бумаги, то здесь уместно вспомнить художницу Елизавету Крутикову, с которой еще в начале 1914 года Кузьмина-Караваева познакомилась в Москве. Кругликова к тому времени была уже довольно известна своими «силуэтами» (портретами в профиль), чем безусловно привлекла к себе внимание Лизы. Молодые женщины частенько встречались и тепло общались в кругу друзей. Невольное изучение техники вырезки из бумаги не прошло мимо любознательной Лизы. Эти ее работы, выполненные из тонкого картона и плотной бумаги типа ватмана белого и кремового цветов, поражают своим динамизмом и движением фигур. Просто не верится, что эти вырезки делались без каких либо предварительных эскизов, а одним движением ножниц, да еще и на глазах удивленных зрителей!
Осенью, возвращаясь в Петроград, сестры Омельченко увезли с собой рукопись «Мельмота Скитальца» и папку с акварелями, которую они получили в подарок от гостеприимной хозяйки. Этот драгоценный дар долгое время хранился в их семье. Уже на закате своих дней Омельченко передали рисунки в Русский музей.
Решение автора отдать акварели и рукопись «малознакомым детям» (отметим, что Елена Омельченко была всего-то на восемь лет младше Кузьминой-Караваевой, в ту пору ей исполнилось восемнадцать) до сих пор вызывает недоумение искусствоведов. Было ли это своеобразным наитием, взглядом через годы, рассуждают они, интуитивным чувством, чтобы спасти для нас хоть что-то из ее прежней жизни? Между тем ее разлука с Россией уже близилась, но для нее самой не была очевидной. А ведь этот необъяснимый дар в Джемете обернулся подарком судьбы для нас: по сохранившимся в России акварелям и рисункам можно судить о творчестве Кузьминой-Караваевой доэмиграционного времени.
Художница К. И. Кривошеина, автор-составитель альбома «Красота спасающая», куда вошли изобразительные работы Е. Кузьминой-Караваевой, пишет:
Сравнительно небольшое количество вещей, предположительно того же периода (акварели и рисунки), хранятся в Бахметьевском фонде в Нью-Йорке, куда они вместе с частью рукописей были переданы в 1955 году Софьей Борисовной Пиленко. ‹…› Работы свои мать Мария никогда не подписывала, даже в те ранние годы, когда была простой мирянкой Кузьминой-Караваевой. Та серия акварелей, которая сейчас находится в запасниках Русского музея и Государственного Объединенного Тверского музея, не является вещами, рожденными одномоментно. По всему видно, что в «папку Омельченко» были вложены художником работы целого периода 1914–1917 годов, а если говорить о пейзаже Бад-Наугейма, то он был написан в Германии в 1912 году.
В дошедших до нас акварелях мы ясно видим поиск и углубление сюжетов в евангельскую и библейскую темы. Простота исполнения, легкость акварельных мазков, небольшой размер… кажется, что не усложнением живописной техники была обременена Елизавета Юрьевна, а передачей смысла и символа; впрочем, как и поиском верного слова в своей поэзии. По всему творчеству тех лет можно проследить, куда направлены ее раздумья. Как знать, может уже тогда готовилась основа для решения, осуществленного ею в 1932 году в Парижском богословском институте, где она начала свой новый самоотверженный подвиг служения Господу и людям с монашеским именем Мария.
Обратимся вновь к воспоминаниям Елены Омельченко. Они интересны еще и тем, что имеют отношение к истории любви Кузьминой-Караваевой: