Хамид тихонько свистнул. Несколько молодых козочек, пасшихся рядом, подошли к нему и уткнулись мордочками в его колени. Он вдруг остро ощутил, что любит их и будет скучать за ними. Это были козочки, которых он учил ходить, носил на руках, когда они уставали, и бил хлыстом, когда они шли на пшеничное поле. Мальчик ласково почесал их за ушами возле маленьких рожек и подумал: увидит ли он их опять? Впервые он стал размышлять о своем собственном будущем. Ему, конечно же, нельзя будет возвращаться домой еще долго-долго, потому что отчим будет сильно гневаться на него.
В тот вечер мальчик рано привел козочек домой и весь вечер тихо сидел рядом с матерью, наблюдая, как они с Рахмой пряли пряжу. Обе работали усердно, потому что Фатьма следила за ними. Мальчик не смел заговорить с матерью, отчего его маленькое сердце наполнилось печалью и тоской. Он никогда ни одной ночи не проводил без нее, за исключением того пятидневного паломничества. А теперь он должен оставить ее на долгое время. Он чувствовал ее молчаливую любовь к себе, утешающую и ободряющую.
Вечер переходил в сумерки. Небо вспыхнуло от заката солнца и снова побледнело. Наступила ночь. Хамид смотрел на все это, как и тысячи раз прежде, но в этот раз все было иначе. Первый раз в своей жизни он не хотел есть, когда вся семья собралась за столом, но он заставлял себя, чтобы отец ничего не заметил. Затем, не говоря ни слова, он вышел и лег у двери, ожидая, борясь со страхом, мыслями, пока не появится луна и заснет отчим. Он видел, как наконец лег отец, и прислушивался до тех пор, пока его дыхание не стало ровным и глубоким. Еще немножко. Но вот он уже захрапел во сне. Хамид осторожно сполз с циновки и неслышанными шагами пробрался в амбар. Старый пес навострил уши, загремел цепью. Хамид затаил дыхание. Если пес залает, весь план разрушится. Он присел рядом с собакой, лаская ее и без слов умоляя замолчать. Она лизнула мальчика в лицо недоуменно, но преданно.
Так, обняв собаку, он сидел в ожидании, прислушиваясь, не идет ли мать. Знакомые запахи коз и молотого зерна окружали его, но тропинка - белая лента при лунном свете - манила и влекла его в неизвестность. Он вскочил, как только его мать с Кинзой на руках бесшумно, как привидение, появилась из-за амбара. В полном молчании она привязала Кинзу к его спине. Ребенок не понимал, что происходит, но с полной доверчивостью положил голову на его плечо и снова крепко уснул. Мать привязала две булки хлеба к плечу Хамида, взяла обе его руки в свои и поцеловала их. Он в свою очередь также приложил ее пальцы к губам и прижался к ней на какой-то миг. Ни слова не было сказано между ними. Она мягко отстранила его от себя и стояла, пока он не вышел за ворота и скрылся из виду. Затем, довольная тем, что сделала, она возвратилась в хижину - к пустой колыбели и гневу своего мужа.
А Хамид, подобно маленькому судну, освободившемуся от якорных цепей и уплывающему в неизвестные моря, отправился в путь по своей серебристой дорожке-тропинке...
Глава 6
Недолго эта тропинка оставалась серебристой. Она нырнула под черные тени оливковых деревьев, и Хамид вздрогнул и споткнулся о корень. Но он продолжал быстро идти вперед. Пройдя мимо беспорядочно разбросанных хижин, он добрался до вершины холма, запыхавшись от тяжести на спине, и остановился, чтобы последний раз посмотреть на свой дом. Он отчетливо видел его: живую изгородь, окружавшую двор, и все, что до сих пор было его миром. Ему хорошо жилось в том мире, пока была теплая погода и отчима не было дома. Затем он перешел через перевал, и дом исчез из вида. Вместо него перед мальчиком простирался новый, неизвестный мир и извивающаяся дорога, уходящая в горы.
Когда Хамид проходил мимо деревенского кладбища, страх охватил все его существо. В этом месте смерти, безусловно, должны обитать злые духи. Он хотел бежать, но вспомнил, что недалеко находятся могилки его трех маленьких братьев, а духи детей, по крайней мере, не могут быть злыми. Вдруг он подумал: а где они находятся? Может, тот Святой, называемый Иисусом, который брал на руки маленьких детей, имеет к ним, украденным смертью, сострадание? Он тихо произносил это имя, как талисман, от всего того, что могло бы повредить ему, и вскоре благополучно добежал до реки, о которой упоминала мать.
Мальчик продолжал идти вперед по каменистой дороге. Ноги его были в ссадинах и болели. Веки отяжелели, и он шел как во сне. Кинза лежала на спине тяжелым грузом и, казалось, становилась с каждым шагом тяжелее.
Ночь подходила уже к концу. Из-за гор стал проглядывать свет. Теперь ему предстояло взобраться вверх. С отяжелевшими глазами, израненными ногами, бледный и замерзший, мальчик оглянулся назад. Он прошел за ночь довольно много, и так как отчим не обнаружит его побег до вечера, он сможет в безопасности перейти через гору еще днем. А завтра ему придется прятаться до захождения солнца.