Свет золотой луны

В Петербурге случился переворот, к власти пришли большевики. Может быть, все эти события сократили срок Аниного испытания. В конце ноября, когда выпал первый снег, матушка игуменья позвала Аню вместе с Акулиной и объявила им об окончании испытания. Одевали новых послушниц у матушки в гостиной. Вот уже пропеты трипеснцы и принесли сшитые апостольники, рясы и скуфьи. Собрались сестры посмотреть на чин облачения. Аня с Акулиной стояли перед игуменьей на коленях и их облачали при пении псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся». Но вот они одеты, и игуменья произносит краткое наставление. Теперь Аня и Акулина, радостные и взволнованные, спешат в храм. По благословению игуменьи Аня становится на клирос. Пела она с таким чувством, словно все песнопения приобрели для нее какое-то новое, доселе неведомое значение. Каждое слово падало в ее душу и зажигало огнем пламенной веры и любви к Господу.

Мало что изменилось в быту Ани. Те же послушания и те же труды. Только перешли из гостиницы в сестринский корпус и обедали вместе с сестрами обители на втором этаже трапезной.

Трапезная в обители была двухэтажная, каменная, светлая, с иконостасом, расписанная картинами библейского содержания. Как-то раз Ане довелось впервые читать в трапезной за обедом. Пропели молитву, а читать никто не шел. Благочинная, мать Павла, подошла к Анне, слегка подтолкнув ее к аналою:

– Иди, сестра, читай.

Аня робко пошла. По мере чтения ее голос окреп, и читала она ясно и выразительно. По окончании трапезы сестры окружили Аню и благодарили, говоря:

– Как хорошо ты читаешь, похоже на то, как покойная наша матушка Елиферия читала.

Анне было приятно слушать эти похвалы, и улыбка не сходила с ее лица.

После вечерней службы матушка игуменья повелела Анне зайти к ней в келью. Шла Аня с неспокойным сердцем. Подойдя к келье матушки игуменьи, дрожащим голом произнесла:

– Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!

Услышав ответное «аминь», она вошла в игуменские покои и подошла к настоятельнице под благословение.

– Больше на трапезе не читай, – сказала игуменья, благословляя ее.

– Почему? – вырвался у Ани невольный вопрос, когда она поцеловала руку игуменьи.

– У послушницы нет слов «почему». Твое одно слово должно быть – «благословите». Ты читала хорошо, получила похвалу от сестер, но я издали наблюдала за тобой и видела, как наслаждалась ты похвалой, а похвала – ржавчина для души и особо опасна для монаха. Все в тебе не твое: голос, ум, здоровье – все это дал тебе Господь. Он привел тебя в эту святую обитель, а люди монастырские у Бога наперечет, немного их. Монах тот, кто совершенствуется внутренне. Как заметишь помысел, так и гони его. Поползнуться в грех дело человеческой немощи, попускается для смирения и уязвления совести, а пребывать без внимания к своим помыслам, без желания искоренить худые мысли – дело постыдное и гибельное. Написано: «Елико падеши, толико восстани и спасешися».

Аня земно поклонилась матери настоятельнице и просила у нее прощения.

Глава 9. Тураньев

Начавшаяся Гражданская война до поры до времени обходила уездный городок Кузьминск стороной. Революционные события в России насельницам монастыря казались не только далекими, но и малоправдоподобными. И только когда пришла весть о расстреле царской семьи, смятение, граничащее с ужасом, охватило весь монастырь. «Почему же небо не упало, когда подняли руку на помазанника Божия? – в страхе шептали сестры. – Никак последние времена наступают?» Действительно, наступали последние времена, но не мира, а обители, за стенами которой сестры думали в безопасности пережить смутное время.

Власть большевиков в Кузьминске была установлена без особых осложнений. Просто из губернского центра прибыли уполномоченные представители новой власти и взяли всё в свои руки. Право властвовать они подтвердили не только мандатами, но и отрядом вооруженных матросов. С приходом новой власти в городке стало твориться что-то невообразимое для его жителей, привыкших к спокойному и размеренному укладу провинциального быта. Арестовывали и препровождали в тюрьму каждого, кто вызывал хоть малейшее подозрение, а под подозрение мог попасть любой гражданин непролетарского происхождения. Монастырь пока не трогали, но сердца монахинь уже предчувствовали плохое. Вскоре были арестованы настоятель собора отец Владимир и еще несколько священников и монахов. Поговаривали, что арестовали их за служение панихиды по убиенному императору и его царственному семейству. Толком никто ничего не знал. Игуменья вместе с матерью благочинной уехала в губернский город к архиерею и долго не возвращалась. Еще раньше ее возвращения пришел слух, что арестован архиерей, якобы за участие в контрреволюционном заговоре. Верилось с трудом, что престарелый архиепископ участвовал в каких-нибудь заговорах. Приехавшая игуменья подтвердила арест архипастыря.