Свет золотой луны

– Может быть, теперь у вас есть причина поверить в Него? – с волнением произнесла Анна. Ей вдруг до боли в сердце захотелось, чтобы Тураньев поверил и умер в примирении с Богом.

– Есть причина, это вы.

– Я? – смутилась Анна.

– Да, вы. Когда кругом такая несправедливость и жестокость, трудно верить в Бога справедливого и милосердного. Но теперь, когда вы держите меня за руку, я готов в Него поверить.

– Вам позвать священника?

Тураньев отрицательно покачал головой.

– Мне достаточно вашего присутствия, чтобы быть с Богом.

Анна потупилась и даже хотела оставить руку Тураньева, но он слабым пожатием задержал ее.

– Я, наверное, вас огорчил? Но я не хочу быть неискренним в свои последние минуты жизни. Будете ли вы меня помнить, Анна Александровна?

– Я буду вспоминать вас молитвенно все то время, которое мне отпущено Господом для жизни на земле, – искренне ответила Анна.

– Тогда я спокоен, – сказал Тураньев, устало прикрывая глаза.

Он больше не произнес ни одного слова до самой своей смерти. Умер он ночью.

Глава 10. Беснование безбожников

После шести дней боев белые отступили. Город вновь был занят красными. В монастырь пришли чекисты вместе с несколькими красноармейцами. Они устроили обыск, а затем долго допрашивали игуменью в ее покоях. К ночи стали поступать раненые красноармейцы, и сестры стали ухаживать за ними.

Всех тяжелораненых белогвардейцев, которых не сумели взять с собой отступающие белые части, велели снести в одну палату. К этой палате поставили часового с винтовкой. Лекарств не хватало, и раненые в основном умирали. Но как только один подпоручик пошел на поправку, пришли чекисты и увезли его в городскую тюрьму.

Войска красных недолго простояли в городе и вскоре ушли. Оставшихся раненых отправили в губернский город, и монастырь вновь стал возвращаться к обычной своей жизни. Правда, долго это не продлилось. Накануне Михайлова дня монахини заметили двигающийся к монастырю крестный ход. Не зная, по какому случаю совершается этот крестный ход, они вышли навстречу ему из ворот монастыря. Но чем ближе подходил этот крестный ход, тем страннее он казался насельницам монастыря. Вначале им показалось, что впереди крестного хода несут большую икону Божией Матери. Но, приглядевшись, они увидели, что это лишь один оклад от иконы. В отверстии оклада, где должен был находиться лик Пресвятой Богородицы, ко всеобщему ужасу монахинь, торчала чья-то физиономия, измазанная сажей. Она беспрестанно кривлялась, а грязные руки, просунутые в отверстия оклада, шевелились и показывали кукиши. Откуда-то выбежали двое молодых людей, наряженных в священнические ризы, и стали дико приплясывать гопака под гармошку перед кощунственным образом.

Инокиня Марфа, вскрикнув, упала в обморок. Это вывело остальных из шокового состояния, и все кинулись за ограду монастыря, заперев за собою ворота.

В ворота стали колотить палками, а затем раздалось пение: «Вставай, проклятьем заклейменный…»

– Сатану призывают, – в страхе прошептала монахиня Фотиния и перекрестилась: – «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…»

Пение закончилось, и за оградой монастыря начался митинг. Ораторы ругали священников и монахов, называя их тунеядцами и кровопийцами.

Кричали, что религия – опиум для народа и ее надо уничтожить. Затем в ворота стали бить чем-то тяжелым, вскоре они упали. Безбожники ворвались в монастырь. Многие из них были пьяны и, схватив одну из монахинь, стали требовать показать, где хранится вино. Остальные сестры обители в страхе разбежались кто куда. Одни вбежали в собор и, упав на колени, стали молиться, другие попрятались в свои кельи и там, запершись, тоже истово молились. Анна почему-то побежала в монастырский сад к домику схимонахини Антонии. Кто-то грубо схватил ее за руку, и она отчаянно закричала.

– Пришибу, дура, не ори, – услышала она над собой грубый голос и в страхе обернулась.

Перед ней стоял парень в кепке, которые обычно носили рабочие с полотняного завода, и улыбался.

– Что вам от меня надо? – пролепетала она в страхе.

Парень засмеялся:

– Вот так-то лучше. А ты ничего, смазливая бабенка. Небось мужика еще не пробовала, а?

Анна вновь закричала и попыталась вырваться от парня. Тот сразу ударил ее так, что у нее помутилось в глазах. Вскоре она очнулась и почувствовала, что ее несут. Парень занес ее через широкие двери сарая и бросил на сено. Глупо ухмыляясь, он стал расстегивать брючный ремень. Анну охватили неимоверный ужас и омерзение, она не могла отвести взгляд от ремня и только повторяла: «Господи помилуй!» Вдруг ухмылка в мгновение ока сошла с лица парня, а глазные яблоки закатились под веки. Он беззвучно свалился на солому, и Анна увидела Акулину с огромной оглоблей в руках. Глаза подруги были вытаращены в диком испуге. Простояв так минуту, Акулина бросила оглоблю и заголосила во всю мочь:

– Мамочка родная, я убила человека! Люди добрые, что я натворила? Убила!

Парень в это время зашевелился и сделал попытку приподняться, но тут же со стоном повалился опять.