Свет золотой луны

Вскоре Анне объявили, что она приговорена к расстрелу за контрреволюционную деятельность. Как она мысленно ни готовилась к этому, но, услышав приговор, пала духом. Всю ночь проплакала, вспоминая свою короткую жизнь и сетуя, что не удалось ей свершить в этой жизни что-нибудь значительное.

«Да, я собиралась посвятить свою жизнь Богу, но к смерти оказалась не готова. Поднимется ли у меня рука благословить палачей, как это сделал отец Владимир? – мучительно размышляла Анна. – Нет, на такое я не способна. Я хотела жить. Когда уходила в монастырь, то представляла свою жизнь долгой, и даже видела себя почти столетней схимницей, молящейся за весь мир. Эти мечты согревали мою душу тщеславием. Вот, мол, я какая. Смотрите на меня, чего я достигла. Как же глубоко въелась гордыня в душу! Как мы порой не замечаем ее, и оправдываем, и превозносим себя, и любуемся собою! Вот если бы умереть геройски, а так, в безвестности, по ложному обвинению в какой-то контрреволюции. Нет, с этим тяжело смириться…»

Каждый раз, как открывалась дверь камеры, Анна со страхом ждала, что ее поведут во двор тюрьмы на расстрел.

Но дни шли за днями, а на расстрел ее не вели. Анна вконец извелась, ожидая смертного часа. Извелась так, что больше ждать было невыносимо, и она стала молить Бога приблизить свою кончину. Странное дело: она боялась смерти и в то же время начала страстно желать ее – как избавления от страхов. Неизвестно, сколько бы продолжались мучения девушки, если бы в камеру не привели монахиню Корнилию.

О, как обрадовалась ей Анна! Она бросилась к ней в объятия и плакала. Корнилия поглаживала голову Анны, приговаривая:

– Ну вот, девочка, и сподобил нас Господь пострадать за Него.

– Как, матушка Корнилия, разве мы страдаем за Христа? – воскликнула Анна с недоуменной горечью.

– А как же, за Него, родимого, за Него и страдаем. Сказано в Писании: «Блаженни вы, егда поносят вас, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на лжуще Мене ради».

– Но ведь не за веру во Христа нас обвиняют, а за дела против новой власти, которых мы и не совершали.

– А Христа в чем обвиняли? Будто Он хотел стать царем иудейским. Да разве Он хотел? Царство Его не от мира сего. Вот и наше с тобой царство не от мира сего, потому и ненавидит нас мир.

– Матушка, – вдруг улыбнулась Анна, – как вы хорошо знаете Евангелие, а я, грешница, думала, что вы только в сельском хозяйстве разбираетесь.

– Разбираюсь, я из крестьянок, но для кого же в храме Евангелие читают? Его надо слушать.

Анна еще крепче обняла матушку Корнилию и почувствовала, как отчаяние уступает место успокоению в Боге.

Вскоре Анну вызвали уже к другому следователю и сообщили о пересмотре дела и отмене приговора. Этого известия она не выдержала, ноги подкосились, и Анна рухнула на пол прямо в кабинете следователя. Очнулась она от воды, которой ее поливал следователь прямо из графина.

Выйдя из ворот тюрьмы, Анна в беспомощности оглянулась. Ноги все еще плохо слушались девушку. Она огляделась. Куда идти и что делать? Взгляд остановился на куполах храма. Анна тут же, на припорошенной снегом брусчатке, опустилась на колени и разрыдалась. К ней подошли две женщины и помогли подняться.

– Что с вами, гражданка? – с участием спрашивали они рыдающую девушку.

Анна не сразу поняла вопрос, а когда до нее дошло, она с улыбкой сквозь слезы ответила:

– Я сегодня воскресла из мертвых.

Женщины невольно отшатнулись от нее и сказали негромко:

– С ума спятила, девонька.

Анна побрела в сторону храма. Уже проходя площадь, заметила бегущую навстречу ей женщину, укутанную в серый платок. Сердце Анны радостно всколыхнулось, она узнала свою верную подругу Акулину. Они обнялись и заплакали уже вместе, но им было так хорошо!

Акулина рассказала, что рабочий Михайлов, напавший на Анну, сам угодил в тюрьму. Он и еще несколько его товарищей, напившись до пьяного угара, остановили на улице мужчину в пенсне и с криками «бей буржуев» стали его жестоко избивать. Это оказался следователь ЧК Бачинский, ведший дело Анны и Акулины. Теперь Бачинский лежит в госпитале, а Михайлов с дружками дожидаются приговора в той же тюрьме, в которой еще совсем недавно сидели сами подруги. Услышав эту новость, Анна перекрестилась:

– Дивны дела твои, Господи!

Затем она рассказала Акулине, что встретилась в камере с Корнилией, и подруги договорились завтра пойти в тюрьму, чтобы разузнать о судьбе монахини и передать для нее какие-нибудь продукты.

На следующий день они напрасно прождали возле тюрьмы до самого вечера. Передачу от них не приняли и сказали, что никакой монахини в тюрьме нет. Они приходили к тюрьме еще несколько раз. От одной вышедшей из тюрьмы мещанки узнали, что Корнилию вызвали на допрос и больше ее в камере не видели. Что с ней случилось? Может быть, выпустили из тюрьмы, как и Анну, а может, расстреляли? Судьба монахини так и осталась неизвестна. Анна как-то сказала Акулине:

– Я теперь думаю, что на таких, как мать Корнилия, держались наши святые обители.

– Да-а, – задумчиво протянула Акулина и, немного подумав, добавила: – Строга была, а это и спасительно для нас, грешных.