Как специально жизнь распорядилась, чтобы на одном пятачке два таких характера столкнуть. Словно двух злых котов в один мешок посадили — Хабирова да Сафарова. Оба молодые, горячие, нетерпеливые, только куда Хабирову тягаться с Сафаровым? Тот взвалил на себя все производство и тянет, а этот вокруг машин как курица с яйцом носится. Одному надо из них все, что они могут дать, выжать, другому, что называется, и родить, и невинность сохранить. Никак им не разойтись без драки — слишком узкая дорожка. Обязательно кто-то кого-то столкнуть должен. По большому счету если, то Хабиров, конечно, прав: нельзя беспощадно технику эксплуатировать, на форсаже далеко ли уедешь? Уже сейчас утром приходишь в цех и не знаешь, что днем случится. А Сафаров одно твердит: все, что крутится, должно крутиться, и никаких гвоздей! С другой стороны, отсюда и зарплата, и премии, и уважение… Мне-то что?
Дотяну как-нибудь до пенсии, буду с удочкой на бережку посиживать. Вот тому, кто после меня придет, не позавидую. Ошметки от цеха ему достанутся, если, конечно, до того времени агрегаты доживут еще. О новой технике в основном в газетах и читаю. Есть, пишут, другие уже машины где-то. И если, к примеру, о Сафарове говорить, ему какого коня ни дай, он любого в плуг запряжет и заставит тащить. Что тягловую, что скакуна. Для него разницы нет — лишь бы пахал. Потому и в гору идет. Начальству переживания этих коняг до лампочки — им план подавай, и чем больше, тем лучше. Так было, так будет, во все времена, себе, что называется, дороже. Но справедливость тоже нужна.
Хабиров хотя и надоел, а зазря на него кто-то клепает: тоже свое дело знает и ради него печется. Сунула его нелегкая к барабану. И не виноват вроде бы прямо, а башку Абдрашитов разбил — вот ведь какая штука получается… Сафаров, если кому и голову оторвет, докажет, что так оно и было, а этот…
— Чего молчишь? — спросил, не поворачиваясь к Гумеру.
— Думаю…
— Раньше думать надо было. Видишь, как вопрос поворачивают?..
— Глухой телефон, — усмехнулся Гумер.
— Что — глухой телефон? — не понял Казаргулов.
— Да игра такая детская есть: не расслышал чего толком — говори, что послышалось… Это не серьезно. И не о том я сейчас думаю.
— Да нет! Чую, неспроста сюда заворачивают… Сидел бы себе в отделе, чего с таким характером на производство лезть?
— А что вам мой характер?
— Дурной у тебя характер: в каждую дырку затычка. Комсомол перебаламутил, у нас вот тут… Всех дырок все равно не заткнешь, как ни старайся.
— А вам надо, чтобы я всем в рот заглядывал?
— В мой, например, не надо. У меня и без тебя есть кому туда смотреть.
Дальше шли уже молча, недовольные разговором. И разошлись до трех часов в разные стороны так же, кивнув друг другу, молчаливо.
Через несколько часов Гумер был уволен с работы. На совещании в кабинете генерального директора говорили о плохом состоянии машин, о ремонтной службе, работающей из ряда вон плохо и в связи с этим ставящей под угрозу выполнение государственного плана и социалистических обязательств.
Справка была составлена таким образом, что Гумеру нечего было сказать по существу претензий. Казаргулов пытался возражать, но его быстро осадили, директор фабрики со всем согласился и пообещал принять меры. Сафаров отмолчался.
Завершая совещание, генеральный директор вскользь коснулся случая с Абдрашитовым, но только лишь в связи с многочисленными нарушениями в сушильном цехе техники безопасности. Никто на Гумера, на которого был обрушен главный удар, не смотрел, и едва закончилось все, он, так же ни на кого не глядя, вышел из кабинета, оделся в холодном, пустынном гардеробе и шагнул с порога в метель…
…Гумер очнулся, потревоженный каким-то странным звуком — словно лопнула с тающим звоном гитарная струна.
Внутри стога было сухо и темно.
Он вытянул онемевшие ноги, подвигал руками и прислушался: звон повторился, но теперь он был тише и протяжнее. «Провода! — догадался Гумер. — Это гудят провода. Значит, здесь, рядом, проходит высоковольтка».
Он разгреб сено, которым завалил вход, и выбрался наружу. Метели не было и следа.
Над огромным сумрачным полем клубились такие же сумрачные облака. Метрах в двадцати верховой ветер тревожил провода высоковольтной электропередачи. Или то гудели черные столбы? Совсем невдалеке виднелись огни города.
«Странно, как я их не заметил? — подумал Гумер, оглядываясь. — Надо же, заблудился рядом с городом. Так бы и замерз, если бы не этот стог… Вон по той улице я, наверное, и вышел в поле, а потом сбился с дороги», — сообразил Гумер, все еще удивляясь тому, что с ним произошло.
Проваливаясь по колено в снег, он вскоре и в самом деле вышел на дорогу. Накатанная колесами машин до асфальтовой твердости, она сейчас едва проглядывалась под наметенным снегом. Следов здесь никаких не было — значит, никто не проходил и не проезжал: видимо, где-то дальше метель полностью перекрыла дорогу, и там сейчас, должно быть, вовсю работают бульдозеры.