Светят окна в ночи

А сейчас словно черная кошка между ними пробежала. И в одной комнате живут, но почти не разговаривают — «здравствуй!», «пока» — и все, будто других слов уж и в природе не существует. В цехе Замира и не взглянула на свою подружку, когда та у станка остановилась. В общем, разладилось у них как-то все в одночасье, и Салима стала в соседнюю комнату чаще заглядывать, где жили девчушки-хохотушки из ткацкого цеха. И те к ней потянулись: то в мастерскую забегут по пути, то в кино с собой потащат, то чаевничать пригласят. Салима все свои эскизы начала показывать — глаз у них наметанный на красивые узоры и цвет. Такая дискуссия разворачивалась, что из других комнат заглядывали: что у вас тут, скандал, что ли?

Спорить, конечно, тоже надо уметь, а то каждый свое доказывает. Одна кричит, что надо ярче краски выбирать — людей радовать, другая — что стенд имеет практическое значение и нечего из него театральные декорации делать. Вот и разберись тут, что и к чему!

Салима, пока они друг с другом спорили, сидела молча, улыбалась и портреты их рисовала карандашом. И так здорово это у нее получилось, что ее потом всю зацеловали.

И вот однажды девушки, как обычно, забежали к ней в мастерскую. Сказали, что в кино идет хороший фильм и надо обязательно его посмотреть. Салима заканчивала рисовать плакат, и девушки, чтобы ей не мешать, сели в уголочке и начали шептаться. Потом кто-то взял да и развернул во всю ширь яркий, праздничный кусок материи.

— Смотри, Салима, какая красота!

— Ой, и вправду красиво! — воскликнула Салима, отрываясь от своего плаката. — Японская, да?

Девушки засмеялись.

— Наша! Первая партия. Только осваивать начали. Говорят, на уровне мировых стандартов. Ее еще никто, кроме нас, не видел. Вот сошьем себе по платью, все от зависти помрут! Хочешь, и тебе достанем?

— Как достанем? — нахмурилась Салима. — Вы что — украли, что ли?

— Да брось ты эти громкие слова! — отмахнулась одна из девушек. — О такой малости, что мы взяли, и говорить нечего. Все берут, а мы что — рыжие?

Салима удивленно смотрела на нее. Всерьез говорит или шутит? Если всерьез, то почему же другие не возражают, вон — посмеиваются, словно их этот разговор и не касается, и не интересует.

— И вы так думаете? — спросила Салима, поворачиваясь к ним.

— Может, так, а может, и не так, — уклончиво ответила другая девушка. — Я вообще ни о чем таком не думаю…

— А как же вы собираетесь пронести эти ткани через проходную? — Салима с трудом сдерживала возмущение. — Там же проверяют.

— Ну и что? — усмехнулась девушка. — Во-первых, не каждого. А во-вторых, надо уметь спрятать. Только дураки в сумки кладут.

— Да и поймают, ничего страшного нет, — добавила другая. — Пожурят для блезира, на этом все и кончится. Два-три метра — о чем речь? Другое дело — рулон…

— Это нечестно! — сказала Салима. — И брать нечестно, и платья потом носить из ворованного материала тоже.

— Ах, ах! — иронически воскликнула девушка. — Ты еще на собрании об этом скажи или, как его, в «Комсомольском прожекторе» прокати!

— И скажу! — бросила Салима. — Пусть все знают!

Девушки молча уставились на нее, потом многозначительно переглянулись.

В кино они, конечно, не пошли, вернее, Салима осталась в своей мастерской, словно и не было о кино никакого разговора.

Она не обиделась, что девушки ушли без нее. Она бы и сама отказалась — не то было настроение, а быть рядом и делать вид, что ничего не случилось, она бы не смогла. Странно, как просто у них все получается: и знают, что нехорошо брать чужое — государственное! — а берут, и гордятся тем, как ловко им удается выносить ворованное через проходную. Даже не стесняются говорить об этом. И родственница Замиры тоже считает, что нет здесь никакой проблемы, и сама Замира… Неужели и все другие привыкли к такой жизни? Они же не только фабрику обкрадывают, а прежде всего — самих себя. Что же делать?

На другой день Салима пошла к директору, но его на месте не оказалось, и она решила поговорить с председателем профкома.

Тот внимательно ее выслушал и показал глазами на папку, лежащую на столе:

— Боремся, а как же! Излавливаем «несунов», наказываем. В прошлом месяце три рейда провели, пятерых поймали.

— Но ведь воровство-то продолжается!

— Да?! — насмешливо протянул председатель, то ли спрашивая, то ли подтверждая. — И у тебя есть конкретные факты?

— Да, нет… — смешалась Салима. — Я в принципе говорю. Люди почему-то считают, что они имеют право брать.

— Ну, я бы так не обобщал! — построжал председатель. — Во-первых, не все так считают, а во-вторых, кто ты такая, чтобы всех огульно осуждать?

— Я тут работаю…

— Да знаю, что ты тут работаешь! — засмеялся председатель. — Я не в том смысле говорю. Каждый должен жить честно, вот тогда и порядка будет больше. Уяснила?

— Я живу честно! — возмутилась Салима.

— Вот и хорошо! Есть у тебя конкретные факты — выкладывай, мы разберемся, а нет — продолжай жить честно и не морочь мне голову.

Он демонстративно откинулся на спинку стула, давая понять, что разговор закончен. Когда Салима взялась за ручку двери, он неожиданно спросил:

— Ты давно здесь работаешь?