Светят окна в ночи

— Там? — удивилась Гюзель. — Там — осень. Желтые листья, запахи разные, воздух свежий. Я люблю такую погоду.

— Пушкин тоже любил, — заметил Шафкат невпопад.

— А-а! — обрадовалась она. — Болдинская осень, да? «Уж осень на дворе…» Я помню, как в школе учили… А ты любишь стихи?

— Люблю, — сказал он, хотя стихов не любил.

— Ты сейчас куда? — поинтересовалась Гюзель. — В библиотеку?

— Ага, — кивнул он. Ему надо было идти в военкомат, но раз она сказала о библиотеке, значит, он пойдет туда.

— Я, может, тоже приду. Попозже… Побежали, да?

— Нет, я еще здесь посижу, — пробормотал Шафкат, отворачиваясь, чтобы она не увидела, как у него вспыхнули щеки.

— Ну тогда пока! — сказала она, собрала посуду и пошла к столику, где громоздились грязные тарелки и стаканы.

Не оборачиваясь, он видел, как она шла, легкая, красивая, к выходу из буфета.

В библиотеке он выбрал место рядом с окном и предусмотрительно положил на соседний стул книгу. Отсюда хорошо просматривался весь зал и, главное, дверь, через которую Гюзель должна была появиться.

В книгу, лежащую перед ним, он даже не заглянул.

Народу в библиотеке было немного. За окном надоедливо шуршал дождь — по стеклу окна бежали тягучие, свинцовые капли. Крыши низеньких сарайчиков-гаражей, что ютились рядом, блестели одинаково мокро и тоскливо. Через улицу, спрятавшись под одним зонтом, бежали девушки… Ему показалось, что среди них была и Гюзель. Он привстал со стула, чтобы рассмотреть, но в этот момент услышал тихий смех за спиной:

— Что ты там разглядываешь?

Гюзель приподнялась на цыпочки и тоже посмотрела в окно. Он не нашелся, что сказать, и молча убрал со стула книгу. Сердце у него стучало, как сумасшедшее.

— Ты для меня занял, да? — спросила она.

— Да, — ответил он. — Я думал, будет много народа. Когда дождь, здесь мест свободных не бывает.

— А мы всегда друг для друга занимаем. Только в другом конце, — она показала где, и он опять удивился, потому что это было совсем недалеко. — А ты что читаешь?

Шафкат показал ей учебник башкирского языка.

— А у меня английский.

— Как будет по-английски «осень»? — спросил он, поглядев в окно.

Она сказала.

— А желтые листья?

Гюзель произнесла длинную фразу по-английски и засмеялась.

Он недоверчиво взглянул на нее, и она пояснила:

— Я сказала: давай перестанем разговаривать и начнем заниматься.

— Ладно, — согласился Шафкат.

Он уставился в книгу и перечитал несколько раз одну и ту же фразу, не понимая смысла: «Подчиненное предложение, выполняющее роль подлежащего…» «Я люблю ее. Как только увидел, с первого взгляда. Нет, еще раньше. Она где-то была, а я уже ее любил. И ничего теперь с этим поделать нельзя. Если она у меня что-нибудь спросит вот сейчас, я позову ее в кино».

— Читай! — шепнула Гюзель, наклонившись к нему.

— А я читаю, — сказал он.

— Нет, не читаешь, — возразила она. — Я же вижу!

Гюзель протянула руку и взяла у него учебник:

— Какой параграф? Этот?

— Да.

— Ну-ка, скажи, какой член предложения называется подлежащим?

— Я не знаю, — признался он.

— Вот видишь!

— Гюзель, — сказал он нерешительно. — Давай сходим в кино?

— Когда? — спросила она, ничуть не удивившись. — Сейчас?

— Ага.

— Но на улице дождь!

— Ну и что?

— А ты видел когда-нибудь мокрых куриц? — засмеялась она.

— Видел.

— Это очень некрасиво, да?

— Нет, — Шафкат пожал плечами. — Просто мокрые курицы, и все. Ничего особенного.

Он посмотрел на окно, по стеклам которого все так же медленно и тягуче плыли вниз капли. Шуршал дождь, мерно раскачивались почерневшие ветки старого тополя, растерявшего свои листья.

— Правда, грустно? — спросила она тихо, глядя, как и он, на окно.

Шафкат ничего не ответил, думая о том, что сегодня у него, наверное, самый счастливый день в жизни. Сердце его билось сильно и ровно, а на душе было свободно и радостно, как никогда прежде. И если бы ему сказали сейчас: Шафкат, ничего больше у тебя не будет, он бы без раздумий согласился, чтобы жизнь замерла на этом самом мгновении… Он незаметно облизнул пересохшие губы и как можно спокойнее напомнил:

— Так мы пойдем в кино?

— Конечно! — обрадованно откликнулась Гюзель. — Я не была в кино уже тысячу лет.

— Тогда я сбегаю за билетами и буду ждать там! Через полчаса.

— Пойдем вместе… — начала было Гюзель, но он покачал головой, быстро собрал книги, сунул их небрежно в сумку и почти бегом направился к выходу.

…Какой кинофильм они смотрели в тот день? Сколько ни пытался Шафкат потом вспомнить, так и не вспомнил. Что-то происходило на экране, звучала музыка, произносились слова — все прошло-мелькнуло мимо сознания, потому что смотрел он не на экран, а на сидящую рядом девушку — сказочно красивую в полумраке зала.

Видимо, она чувствовала на себе его взгляд и понимала, почему он смотрит на нее, а не на экран — была смущена и сидела неестественно прямо и напряженно, боясь пошевельнуться, боясь убрать руку с поручня кресла, боясь повернуться к нему…