Светила

– Карвер, – откликнулся бывший капитан, пожимая Гаскуану руку, на сей раз очень крепко. – Меня Фрэнком Карвером звать.

– А я – Обер Гаскуан, – напомнил молодой человек, мило улыбаясь. – Если понадоблюсь, вы всегда найдете меня в здании суда. Ну что ж… удачи вам с «Добрым путем».

– Идет, – кивнул Карвер.

– Превосходный это корабль, что и говорить.

Гаскуан зашагал прочь, сам на себя дивясь. Он смотрел строго вперед и не оборачивался, зная, что взгляд темных глаз Карвера неотрывно следует за ним по косе, вдоль края набережной и всю дорогу до южной оконечности Ревелл-стрит: там молодой человек завернул за угол и скрылся из виду.

* * *

В это же самое время Су Юншэн брел в Каньер посовещаться со своим соотечественником Цю Луном – брел, глубоко задумавшись, сцепив руки за спиной, устремив невидящий взгляд в землю перед собою. Он едва замечал фигуры на обочине дороги, равно как и груженые подводы, с грохотом проезжающие мимо, равно как и редких всадников, направляющихся в ущелье, – все с непокрытой головой, в одной рубашке, наслаждались бледным летним солнышком, которое, будучи гостем нечастым, изливало благостный, словно бы самим Провидением ниспосланный, свет. Настроение на Каньерской дороге царило радостно-оживленное, из-за деревьев временами доносились обрывки гимна, исполняемого без аккомпанемента или слаженным хором, из какой-нибудь церквушки-времянки в удаленном от моря лагере. А-Су все пропускал мимо ушей. Нежданная встреча днем с Лидией Гринуэй – ныне Лидией Уэллс – глубоко его потрясла; и, пытаясь утишить смятение, он вновь и вновь прокручивал в голове свою собственную историю – пересказывал ту же самую повесть, которую поведал А-Цю тремя неделями ранее.

Когда Фрэнсис Карвер впервые познакомился с семьей Су, ему исполнился двадцать один год, и А-Су, на тот момент двенадцатилетний мальчишка, естественно, глядел на него снизу вверх. Карвер, юноша немногословный и мрачноватый, родился в Гонконге в семье британского торговца и вырос на море. Он бегло говорил на кантонском диалекте, хотя теплых чувств к Китаю не питал: он собирался покинуть эту страну, как только станет владельцем собственного корабля, – об этой своей честолюбивой мечте он твердил снова и снова. Он работал в Гуанчжоуском отделении торговой фирмы «Дент и К°», где отец его занимал высокий пост, и обеспечивал контроль за доставкой китайских товаров на экспортные склады по берегам Жемчужной реки. Один из таких складов принадлежал отцу Су Юншэна, Су Чжуньюэню.

Су Юншэн мало что понимал в финансовых операциях отцовского бизнеса. Он знал, что склад Су служил перевалочным пунктом для покупателей, большинство которых составляли британские торговые компании. Он знал, что фирма «Дент и К°» была самой известной и самой влиятельной из них и что его отец очень гордился этим сотрудничеством. Он знал, что все отцовские клиенты платили за свои товары серебряной рудой, и в глазах Су Юншэна это было дополнительным поводом для гордости; знал он и то, как его отец ненавидит опиум, а императорский уполномоченный Линь Цзесюй[58] внушал ему глубочайшее уважение. А-Су не понимал смысла всех этих подробностей, но он был почтительным сыном и принимал отцовские убеждения безоговорочно, как свидетельства добродетели и мудрости.

В феврале 1839 года склад Су был выбран для императорского досмотра – процедура рутинная, но опасная, ведь по указу чрезвычайного уполномоченного Линя китайским торговцам, скрывавшим у себя опиум, грозила смертная казнь. Су Чжуньюэнь охотно распахнул перед имперскими солдатами двери склада, где они и обнаружили спрятанные среди чая тридцать, не то сорок ящиков с опиумной смолой, каждый весом приблизительно под пятьдесят фунтов. Су Чжуньюэнь напрасно оправдывался – его казнили на месте без суда и следствия.

А-Су не знал, чему и верить. Его врожденная убежденность в отцовской кристальной честности подсказывала: отца не иначе как подставили, но врожденная убежденность в отцовской деловой сметке заставляла усомниться, что такое вообще возможно. Он разрывался надвое, но обдумать дело со всех сторон времени не было – не прошло и недели после казни, как в Гуанчжоу вспыхнула война. Опасаясь за собственную безопасность и за безопасность матери, которая едва с ума не сошла от горя, А-Су обратился к тому единственному человеку, которому привык доверять, – к молодому представителю «Дент и К°» Фрэнсису Карверу.