Светила

– Моего отца убил Фрэнсис Карвер, – проговорил А-Су, отпрянув на шаг.

– Твоего отца убил опиум, – отрезал А-Цю. – Ты только посмотри на себя! – (Ибо А-Су споткнулся о корень и едва не упал.) – Отменный из тебя мститель, Су Юншэн, который даже на ногах не в силах устоять!

Вне себя от ярости, А-Су выставил вперед руку, пытаясь удержать равновесие, усилием воли выпрямился – и набросился на А-Цю. Зрачки его были темны и влажны.

– Тебе известна моя история, – проговорил он. – В первый раз мне дали опиум как лекарство. Я не по своей воле его принял. Его власть надо мною сильнее меня.

– У тебя было достаточно времени избавиться от зависимости, – возразил А-Цю. – До суда ты не одну неделю просидел в тюрьме, верно?

– Этого времени недостало, чтобы избавиться от пагубного пристрастия.

– Пристрастия, вот как! – презрительно бросил А-Цю. – Что за жалкое словечко. Неудивительно, что ему не нашлось места в твоем рассказе. Неудивительно, что ты предпочитаешь громкие слова, такие как «честь», и «долг», и «предательство», и «месть».

– Моя история…

– В твоей истории – так, как ты ее рассказываешь, – куда больше места отведено твоим собственным обидам, нежели позору, обрушившемуся на твою семью. Ответь мне вот что, Су Юншэн. Ты собираешься отомстить убийце своего отца – или человеку, который отказался прийти к тебе на помощь у дверей салуна «Белая лошадь»?

– Ты усомнился в моих побуждениях, – потрясенно проговорил А-Су.

– Твои побуждения тебе не принадлежат, – возразил А-Цю. – Они никак не твои! Посмотри на себя. Ты ж на ногах не держишься.

Повисло молчание. Из соседней долины донесся приглушенный звук выстрела, а затем отдаленный крик.

Наконец А-Су кивнул.

– До свидания, – обронил он.

– Ты почему со мной прощаешься?

– Ты высказался вполне недвусмысленно, – отозвался А-Су. – Ты меня не одобряешь; я внушаю тебе отвращение. Но я в любом случае пойду нынче вечером на вдовицын праздник.

Хотя А-Цю был по природе вспыльчив, ему совсем не хотелось играть роль злодея в каком бы то ни было споре. Он покачал головой, тяжело задышал через нос и наконец буркнул:

– Я иду с тобой. Мне надо поговорить с мистером Стейнзом.

– Знаю, – кивнул А-Су. – Я сюда пришел по велению души, Цю Лун.

Когда А-Цю заговорил снова, голос его звучал совсем тихо:

– Человеку самому ведомо, что у него на сердце. Я был не прав, усомнившись в твоих побуждениях.

А-Су на краткий миг прикрыл глаза.

– К тому времени, как мы доберемся до Хокитики, я протрезвею, – пообещал он, вновь их открывая.

А-Цю кивнул:

– Тебе это понадобится.

Кардинальная земля

Глава, в которой Уолтер Мади делает сногсшибательное открытие; ряд недоразумений разъясняется и обнаруживается некая симметрия.

Уолтер Мади, распрощавшись с Гаскуаном, тотчас же вернулся в гостиницу «Корона», куда уже доставили его дорожный сундук. Он рванул на себя дверь, стремительно пересек вестибюль и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся на верхнюю лестничную площадку; оказавшись перед своим номером, он потыкался ключом в замочную скважину – и выругался вслух. Его внезапно захлестнуло абсурдное нетерпение поскорее увидеть свои вещи – он чувствовал, что воссоединение с драгоценными предметами из прежней жизни каким-то образом поможет восстановить связь, которая после крушения «Доброго пути» вдруг показалась совершенно иллюзорной.

С недавних пор мысли Мади все чаще и чаще возвращались к встрече с отцом в Данидине. Он обнаружил, что сожалеет о поспешности, с которой бежал со сцены в тот злополучный день. Да, отец его предал. Да, предателем оказался и брат. Но даже так, Уолтер мог бы проявить великодушие; он мог бы задержаться и выслушать историю Фредерика. В Данидине он с братом не свиделся: он бежал от отца прежде, чем Фредерика успели бы позвать, и не узнал, все ли у Фредерика в порядке, женат ли он, счастлив ли; не узнал, что Фредерик думает об Отаго и собирается ли он жить в Новой Зеландии до конца дней своих; не выяснил, трудятся ли отец и брат на приисках одной командой, или нашли себе других напарников, или старательствуют в одиночку. Всякий раз, как Мади размышлял об этих неизвестных ему подробностях, накатывала печаль. Нужно было попытаться поговорить с братом. Но желал ли того сам Фредерик? Мади не знал даже этого. С тех пор как он прибыл в Хокитику, он трижды садился за письмо брату, но, набросав приветствие и поставив число, застывал неподвижно.

Наконец ключ провернулся в замке. Мади толкнул дверь, вошел в номер – и замер.