Светила

Посреди комнаты действительно стоял дорожный сундук – однако ж этого сундука он в жизни не видел. Его собственный был красным и прямоугольной формы. Этот оказался черным, схваченным железными обручами, с длинным квадратным накладным затвором, в который вдвигался запирающий горизонтальный стержень; крышка была куполообразная и планчатая, как уложенная набок бочка. На пузатой крышке красовалось несколько багажных бирок, на одной значилось «Саутгемптон», на другой «Литтелтон», и стандартная «В багаж». Мади с первого взгляда определил, что владелец сундука всегда путешествовал не иначе как первым классом.

Вместо того чтобы позвонить в звонок и сообщить горничной об ошибке, Мади закрыл за собою дверь, запер ее и опустился перед чужим сундуком на колени. Отодвинул затвор, поднял тяжелую крышку и обнаружил приклеенный изнутри бумажный ярлычок, на котором значилось:

ВЛАДЕЛЕЦ СЕГО МИСТЕР АЛИСТЕР ЛОДЕРБЕК, ЧЛЕН СОВЕТА ПРОВИНЦИИ, ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА

Мади резко выдохнул, откинулся назад, поудобнее уселся на пятках. Вот это недоразумение! Значит, Лодербеков багаж действительно находился на борту «Доброго пути», как подозревал Балфур; погрузочный контейнер, видимо, забрали с хокитикского причала по ошибке. Сундук Мади, как и Лодербеков сундук, не был маркирован именем владельца, и никаких опознавательных знаков на нем не наличествовало, кроме как внутри: в подкладку крышки была вшита полоска кожи с оттиснутыми на ней именем и адресом. По-видимому, сундуки перепутали: багаж Мади доставили в апартаменты Лодербека в гостиницу «Резиденция», а багаж Лодербека – в гостиницу «Корона».

Мади призадумался. В настоящий момент Лодербека в Хокитике не было: если верить «Уэст-Кост таймс», он ведет агитационную кампанию на севере и вернется не раньше завтрашнего вечера. Внезапно решившись, Мади сбросил пиджак, привстав на коленях, наклонился вперед и принялся рыться в вещах Лодербека.

Уолтер Мади никогда не порицал себя за вторжения в чужое личное пространство – и не видел причины в них признаваться. Ум его был самого флегматичного свойства: невозмутимый в делах частных, острый и сверхрациональный. Однако ж имелся у Мади и недостаток, обычно присущий интеллектуалам, – недостаток этот сам он воспринимал скорее как дар разума и своего рода карт-бланш: под покровительством этого верховного авторитета он, разумеется, никогда и ни при каких обстоятельствах не мог поступить дурно. Свои моральные обязательства он причислял к совершенно иной категории, нежели у людей заурядных, и потому редко испытывал стыд либо угрызения совести, кроме как самого общего характера.

Быстро и методично Мади обыскал Лодербеков сундук: он осматривал каждый предмет, а затем клал его в точности на прежнее место. Внутри обнаружились главным образом писчебумажные принадлежности: наборы для писем, печати, гроссбухи, книги по юриспруденции и прочие предметы, совершенно необходимые на рабочем столе члена парламента. Платье Лодербека и все его носильные вещи, вероятно, ехали в другом багаже; из предметов одежды в сундуке кедрового дерева обнаружился лишь шерстяной шарф, обернутый вокруг довольно безобразного пресс-папье в виде свиньи. От сундука пахло морем (этот солоноватый запах казался скорее кислым, нежели соленым), но содержимое почти не отсырело, – к счастью для Лодербека, багаж его, по-видимому, погружения в воду избежал.

На дне сундука покоился кожаный портфель. Мади открыл его и извлек ворох бумаг: сплошь контракты, расписки и закладные. Спустя несколько минут он отыскал договор купли-продажи на барк «Добрый путь» и вытащил документ из общей стопки – обращаясь с ним как можно осторожнее, чтобы официальная печать не раскрошилась и не отклеилась.

Договор был подписан неким мистером Фрэнсисом Уэллсом – в точности как Лодербек сообщил Балфуру тремя неделями ранее. Дата сделки тоже совпадала с рассказом политика: корабль сменил владельца в мае 1865 года, девять месяцев назад.

Мади повнимательнее присмотрелся к подписи покупателя. Фиктивное имя «Фрэнсис Уэллс» вписал с размахом: изобразил пышный росчерк завитушкой слева от заглавной «Ф» – такой громадный, что сошел бы за отдельную букву. Сощурившись, Мади посмотрел сбоку. А ведь и правда, подумал он: завиток вполне может быть буквой «К», без отрыва присоединенной к следующему слову. Он так и впился в подпись глазами. Надо же, между «К» и «Ф» даже чернильная точка стоит – точка, которую на поверхностный взгляд так легко принять за маленькую кляксу, – а между тем она наводит на мысль, что Карвер намеренно привнес в имя некоторую двусмысленность, чтобы оно читалось либо как просто «Фрэнсис Уэллс», либо как «К. Фрэнсис Уэллс». Почерк был нетвердым, дрожащим: так случается, если писать очень медленно, имитируя чужую руку.