— Ну а Приднепровье… — Гнедышев вынул из внутреннего кармана пиджака знакомую Ольге помятую телеграмму. Рассказал о неправильных гидроизогипсах, данных Зборовским. О том, что его неверные рекомендации привели к заболачиванию территории, к опасной фильтрации, к размыву плотины. О тревоге дирекции ГЭС. О том, как Колосовой пришлось срочно вылетать на место, а потом разрабатывать новые рекомендации.
В комнате наступила тишина. После некоторой заминки с места поднялся Смагин.
— Кто хочет выступить? — обвел он глазами всех и обратился к сидевшим в дальнем конце комнаты: — Пересаживайтесь поближе: первые ряды у нас не дороже, — попытался шуткой разрядить тягостную атмосферу.
Слово взял Парамонов:
— Поведение инженера Зборовского производит незавидное впечатление. Вместо того чтобы исправлять собственные огрехи, он, прикрываясь флагом научной критики, усердно выискивает промахи у других. Для чего это делает? Смею вас уверить, товарищи, только для того, чтобы при случае, втихомолку, в порядке сплетни, сообщить кому-нибудь за углом.
— Ложь! — крикнул с места Петь-Петух.
— Замолчите! — оборвал его Гнедышев.
— Вам, инженер Зборовский, тоже дадут слово. Если ложь, опровергайте меня. — Голос Парамонова, глухой, протяжный. Бурным проявлением чувств он вообще не отличается. — А к тому, что сказал директор, добавить, пожалуй, и нечего: им заброшено более чем достаточно шайб в ваши ворота, Зборовский. Хочу сказать о другом. Вы часто рассыпаетесь упреками в адрес ведущих сотрудников лаборатории, которые по квалификации и опыту несравненно выше вас: «Я их кормлю», «Я их обрабатываю…» Надеюсь, свидетелей не потребуется? Этого-то отрицать не станете?
— Не стану. Даже вы в свою монографию влепили данные из моей статьи.
— Полагаю, с ссылкой на Зборовского?..
— Ну и что ж, что с ссылкой?
— Ясно? — теперь уже ко всем обратился Парамонов. — Петр Сергеевич малость спутал ссылку на автора с плагиатом.
Пробежал легкий смешок.
— И Колосову, кажется, вы тоже «кормите»?.. Характерный штрих. — Парамонов и в самом деле прочертил карандашом в воздухе линию. — Однажды я ездил со Зборовским на Горную ГЭС. Глядя на защитную стенку, — кто из нас не восторгался этим сооружением? — он пренебрежительно поморщился: «Бросовая работенка!». — Повернулся к нему: — Нехорошее враждебное отношение у вас к людям. Возмутительное и наглое — к старшим товарищам. Вы называете Зимнева обидными прозвищами, вы смеете… — Но, встретившись с недоумевающим взглядом старого ученого, не решился закончить фразу.
Гнедышев взъерошил пальцами волосы. Губы выдают волнение Смагина: то оближет их, то крепко закусит. Даже Глебова не в себе. А Петь-Петух не сдается, что-то суетливо записывает в блокнот: готовится к контратаке.
Ольга тоже сидит с блокнотом в руках и коротко записывает самое существенное из того, что говорится. Записывает не для себя, для Николая, которому на этот раз расскажет все, решительно все.
В партийной группе лаборатории только четверо коммунистов: она, Парамонов и двое техников. Смагин, Глебова и Зимнев беспартийные. Сейчас предстоит говорить ей, Колосовой. Но угнетает мысль: в чем-то с Петь-Петухом и ее большой просчет. Возмущалась им и все-таки мирилась.
— Мне сложно выступать. Скажу лишь одно: согласна с товарищами.
Петь с удивлением посмотрел на нее: не ожидал.
— Что еще о нем сказать? Трудно с ним работать. Не слушает советов, делает все по-своему и… неправильно. Так было с исследованиями фильтрации в районе Полесьевского мыса: из рук вон негодная работа. Переделывали, перерасходовали… Вещи надо оценивать по их стоимости. По-партийному…
— Где уж нам, беспартийным, уметь оценивать!
Пропустила мимо ушей его выпад. Привела еще несколько фактов. И все мучилась: сказать ли о чертежнице Елкиной? Имеет ли право? Почему-то вспомнилось, как выходя с Николаем из загса, неожиданно на углу встретили Веру Павловну и Петя. Петь — первокурсник, в светло-сером костюме, нараспашку габардиновый плащ. Навстречу — военный с красными лампасами. Вера Павловна — тихохонько: «Приготовься, Петь, поздоровайся. Этот генерал — брат ректора Медицинского института». Петь шаркает ногой. У мамы и сынка — такие улыбушки! Генерал кивнул и прошел мимо, — долой улыбки. Петь не может смириться с тем, что Николай — «мужик мужиком» и что она — дочь Голопаса Фомки — выше его, сына профессора, по служебному положению.
Слово попросил Зимнев. Это редкость: не любит выступать. Кашлянул, точно пробуя голос. Вынул, не спеша, из кармана носовой платок, скомкал его в руках, вытер губы. И наконец:
— Кто вас, молодой человек, испортил? Не лучше ли, чем злоупотреблять, зла не употреблять? Нельзя ко всему относиться отрицательно. Я бы на вашем месте пересмотрел свое отношение к людям, к работе, к жизни. Да, к жизни.
Еще раз кашлянул, еще раз вытер губы:
— Вот и все. Сел.
С места поднялся Смагин.
— Полностью разделяю точку зрения тех, кто высказывался до меня, — начал он.
Ольга насторожилась: занятно, что скажет дальше?