Светись своим светом

— Если отложить все другое? — Прикинула: — Две недели, не меньше. — И, вздохнув, добавила: — Почти до конца июля…

— Что ты? Не хочешь ли сказать, что собираешься в отпуск?

— Да, Роман Васильевич. Имею я в конце концов право на отдых?

— Безусловно. По крайней мере, такое право гарантирует тебе советская Конституция. — Увильнул от прямого ответа. — Переброшу-ка тебе на подмогу из третьей лаборатории.

— О, тогда мы значительно сократим срок.

— И все-таки до меня что-то не доходит, чтоб ему пусто было! — Это уже относилось к Петру Сергеевичу. — Почему у него ошибка за ошибкой? У нас тут столько генералов: и директор института, и заведующий фильтрационной, и замзава, и старшие, и младшие научные сотрудники.

Почему у него ошибка за ошибкой? Почему со многими Петь не в ладах? Почему в его репликах столько фискальства и критиканства? Стоило, например, приступить к электроизмерениям, как он на всех перекрестках стал утверждать, что предложенный лабораторией метод непригоден. Почему непригоден? Без каких-либо на то оснований, лишь бы внести сумятицу. Все подвергает он сомнению: верность в любви, статистические данные, правительственные законы, гнедышевские приказы… «Но ведь это же анархизм!» — сказала однажды ему. «По мне, Ольга Фоминична, называйте как хотите — предпочитаю жить без контроля».

На политзанятиях, которые она проводила в присутствии заведующего отделом пропаганды райкома партии, Петь-Петух нарочно — всем это было ясно — выискивал каверзные вопросы, чтобы поставить ее в затруднительное положение. Принялся вдруг доказывать, что в Швеции «шикарно» живут. Но как только она стала рассказывать об истинном положении в этой стране — демонстративно ушел.

Столько лет носила в себе слова Николая: «Жаль отца, узнает — огорчится, расстроится». А потому все скрывала не только от Сергея Сергеевича, скрывала от мужа. Даже умолчала о Леночке, родившей мертвого сына.

В этот вечер дома Толик шутя упрекнул:

— Меня ты совсем забыла. Учти: за воспитание детей ныне взыскивается строго. Даже, если мама…

Но она посмотрела на него так хмуро, что сын невольно осекся.

Вернувшись из поездки на трассу, Николай сразу же связался с исследовательской бригадой. Что нового может дать комбинат с приходом природного газа в Таборную слободку?.. Вепрон себя оправдал. Правда, трикотажная фабрика вначале забраковала две партии нити: недостаточно извиты, слишком блестят. И Папуша стонал: «Пропади он пропадом, этот вепрон, электроэнергии жрет вдвое больше, чем вискоза!..» Кто знает, может быть, теперь Таборной слободке удастся выдать такой полимер, такое волокно, какого еще не знают ни Япония, ни США.

Исследовательская бригада постепенно обособилась от центральной заводской лаборатории. С развитием синтетики любой технологический процесс и не мыслится без содружества с учеными. Ученые ветрогорской Техноложки пришли в Таборную слободку. В договоре с Папушей они оговорили себе право освоения новых разработок на существующих в цехах установках. Они создали курсы переподготовки для инженеров, техников и рабочих. Как ни противился Папуша, все же отвел исследовательской бригаде в главном корпусе пол-этажа. Теперь там не пятнадцать человек, как было поначалу, — целых сорок: по сути, филиал Техноложки.

— И хорошо это, и плохо, Николай Варфоломеевич, — одолевал сомнениями Пэ в кубе. — То ли Техноложка при нас, то ли комбинат стал экспериментальное базой? На виду будем: чуть что новое в химии, придется «отведывать».

— А это что, тоже плохо?

Почему Папуша не хочет понять, что вепрон всего лишь этап? Что пришло время, когда можно начать программировать такие полимеры, которые по своим волокнообразующим качествам оставят и вепрон далеко позади.

— Не артачься, Павел Павлович! В Ленинграде, на Пороховых, получили еще одно синтетическое волокно — винол. Он гигроскопичен и прочен. Случись дождь, и первые сорта хлопка становятся третьими, а винолу — что с гуся вода: не портится. Чтобы изготовить тонну шерсти, нужно четыреста человеко-дней, штапеля — шестьдесят, а этому полимеру — всего-навсего тридцать. Да и оборудование несложное. К тому же обходится винол недорого: исходный продукт — поливиниловый спирт, получаемый из природного газа, которым станет так богат Ветрогорск.

— Отстань. Снова перестраиваться… А там еще и еще…

— Ну и что из этого? Теперь, имея в виду день завтрашний, и строят химические заводы так, чтобы оставить резерв площади для будущих полимеров. А нам с тобой надо чуть потесниться, и только…

— Здоровье мое дрянь, — уныло тянет Пэ в кубе, — в голове щипчики щелкают… давление сто сорок на девяносто.

— Сто сорок на девяносто не страшно. У Шеляденко бывало выше, — пытается отвлечь его.

Но Папуша слушает плохо. В хмуром взгляде, в медлительных жестах — полное безразличие к давлению Шеляденко, к газовой магистрали, к винолу, ко всему, о чем говорит ему главный.

— Зачем свои зрелые годы превращать в затянувшееся школярство? Смотри, седина на висках обозначилась. Жить-то нам осталось, Колосов, вот столечко! — притиснул ноготь к ногтю.