Светись своим светом

Жить, что ли, не хочет? Нет, жить Дарья Платоновна, как и каждый, хотела. С какой радостью надела бы снова белый халат… Но она, которая столько лет провела в больнице, умирать хотела дома.

— Как чувствует себя? — ежедневно по телефону спрашивал у Николая Сергей Сергеевич.

— Худеет… Тает…

Подошел час, когда она подозвала сына к себе:

— Держись, мальчуга. Свою песенку Дашенька спела… Всю.

Он сидел у ее изголовья. Согревал ее руку в своей. И будто онемел — ни слова.

— Отцу обо мне не сразу скажи… Слышишь? Не сразу… — Вдоль морщины поползла слеза. — Береги его… Одиноким он ходит по жизни. — Откинулась на подушку.

В ответ Николай говорил несуразное, первый раз говорил ей не то, что думал: все будет хорошо… мы еще с тобой…

Но мать до последнего вздоха всегда мать, не он — она утешала:

— И себя береги, себя! Два века не живут, — хрипло выбрасывала слово за словом. — Нет у меня зла на судьбу: такого хорошего сына на земле оставляю…

Дарья Платоновна умирала медленно, мужественно, стойко. До последнего дня интересовалась делами семьи. И только, когда боль становилась невмоготу, глухим голосом просила «укола».

В это утро, когда сын и невестка ушли на работу, она, приоткинув одеяло, попросила внука:

— Приподними меня. Повыше…

И тут же сползла с его рук, вскрикнув:

— Оиньки… Мамонька…

Хоронили Дарью Платоновну в Комаровке: последняя ее воля. И хотя много лет там уже не жила, провожало все село. Хороший след проложило к избам ее доброе сердце.

Стоя у свежей могилы, Ольга стиснула пальцы Николая: «Мальчуга».

Скрывать от отца не пришлось; он и сам догадался.

По радио сообщили, что Ветрогорск готов к приему дальнего природного газа. Через три дня, подгоняемый построенными на всем его пути мощными компрессорными станциями, он подойдет к городу. Мог ли Николай, зная об этом, не поехать на митинг?

— И я с тобой, — заявила Ольга.

— А я что, рыжий? — напросился Толик.

Отправились втроем. На площадке стоял непрерывный гул. Людей собралось тысячи полторы. На митинг прибыли представители ветрогорских предприятий, партийных и общественных организаций. Заводы города засылали на трассу сварочные аппараты, арматуру, приборы, очистные машины, а комбинат — изоляционные материалы.

На трибуне, видимые всем, — монтажники, строители газопровода — гости Ветрогорска. Некоторые, с кем встречался Николай, узнавали его. Соломенной шляпой махнул ему начальник стройуправления — «кости да кожа». Его волосы выцвели, лицо загорело, обветрилось. Крутанув руками, словно перед ним баранка, он напомнил об их путешествии по газовой магистрали. Николай в знак приветствия поднял над головой сцепленные ладони.

Ольга приподнималась на носки, силилась разглядеть людей на трибуне. Потом перевела взгляд на стоявшего вблизи Смагина. Лицо у него пожухшее, пористое. Рядом с ним, само собой, Глебова. И Женечку, видите ли, газ интересует! Говорят, она записывает в свой блокнотик названия фельетонов, которые прочла, заграничных фильмов, которые посмотрела и даже анекдоты: пополняет свой «культурный багаж».

К Смагину протиснулся Гнедышев. Заметив Ольгу, сунул ей букет гвоздики, купленной здесь, — трест «Садоводство» знает куда посылать продавщиц. А с другого конца сквозь толпу пробирается Шеляденко:

— Здоровеньки булы!

Радиорупоры возвестили:

— Митинг, посвященный…

Как положено в таких случаях, ораторы воздают должное труду тех, кто прокладывал магистраль среди болот, лесных чащоб, по дну рек.

Затем представитель из Москвы — солидный, рослый, с крутым лбом и развевающейся на ветру шевелюрой — посмотрел в сторону высокой, метров на десять, серебристой трубы, поднял руку и, пригнувшись к микрофону, скомандовал:

— Зажечь факел!

Газовый. Традиционный.

Розовато-голубое пламя вырвалось шумно, неистово. Горел газ, который прошел под землей в стальных трубах сотни километров. Человеческие руки, умелые и ловкие, подняли его залежи из глубочайших недр земли, чтобы превратить в тепло, в огонь, а главное — виделось Николаю — в тончайшие нити новых полимеров. Послушайте, как бушует это горючее! По воле человека газ может стать и шелком, и мехом, и прочными рыболовными снастями, и корабельными тросами.

Подняв головы, все любуются огнем.

— От бы такой факел да в ночи запалылы, — протяжно произнес Шеляденко. — Яка свичечка була б!

Расходились с митинга неторопливо, группами, парами, редко — в одиночку. Поэтому, если глядеть с подножия, пологий холм, усеянный людьми, одетыми по-летнему, напоминал огромную палитру с мазками разноцветных красок.

Гнедышев и Николай чуть поотстали.

— Люди построили новые города, — сказал Гнедышев, — повернули течение рек, создали новые моря, завоевывают космос… Но сколько еще потребуется работы, чтобы построить коммунизм!

…Потянулись пустыри вперемежку с огородами. Перед виадуком три железнодорожные линии расходятся здесь веером — теплицы. Ряды двускатных крыш. Стеклянные квадратики блестят, дружно отражая солнце. Отсюда поступают витамины — салат, огурцы, помидоры. Шеляденко в шутку называет их «питаминами».