Светлая даль юности

Вся наша группа летела к центру поселка наметом, как в атаку. Подскочив первым к бушующей толпе, отец резко осадил своего коня и тут же выстрелил в воздух из нагана.

— Стой! Стой, подлецы!

Толпа заметалась, взревела, но отец, ничего не боясь, спешился, передал мне поводья своего коня и пошел вперед, держа наган наготове; за ним, передав коней Виталию, бросились и оба милиционера. Толпа быстро расплеснулась на две половины, давая им дорогу к центру круга, в котором рядом со свежезаостренным колом безжизненно распластался на земле человек в запыленной, изорванной одежде.

Навстречу отцу двинулся сам Нефед Ряженцев.

— Не дам! Не подходи! Только через мой труп! — закричал он, слегка приподнимая топор в руке. — Выручать прискакал? А ловить не захотел? Может, ты заодно с этой бандой?

— Ты на меня не кричи, гад ползучий! — закричал и отец, что случалось с ним очень и очень редко. — Только подними топор повыше — я уложу тебя, гада, на месте! Ты что учиняешь произвол? Для тебя нет советских законов?

— Какие у вас законы! Воруй, сколько хошь!

В те же секунды позади Ряженцева оказались его дружки из Красноярки, жаждущие крови. Они понимали: задуманное дело неожиданно настолько осложнилось, что пора бросаться на помощь своему вожаку и вдохновителю. И они как по команде подняли вой:

— Посадить его на кол, вот и будет закон!

— На кол! На кол! Нечего с ним!..

— Да что мы стоим-то, мужики?

Мне показалось, что эти мужики во главе с Ряженцевым вот-вот бросятся на отца. Карабин уже был в моих руках, и я звонко щелкнул его затвором, а потом загнал патрон…

В толпе заголосила одна женщина.

— Брось топор, — приказал отец Ряженцеву. — И перестать булгачить народ, а то тебе худо будет.

Ряженцев по-волчьи оглянулся назад, показывая топор:

— Чей?

Хозяина почему-то не нашлось, хотя топоры, в ту пору считались большой ценностью, и тогда Ряженцев бросил его на землю.

— Твое счастье, Ряженцев, что я сюда подоспел, — сказал отец уже обычным тоном. — Загубил бы человека, и сам насиделся бы в тюрьме. Скажи спасибо…

— Спасибо, — с ненавистью ответил Ряженцев.

Угонщика уложили на телегу и под нашим конвоем отправили в больницу…

В больнице угонщик, назвавший себя Ермолаевым, пролежал больше недели. Говорили, что у него будто бы камни в печени, и вот они-то, эти камни, были причиной того приступа, какой свалил его в степи. Избит он был сильно, но его выходили и подняли на ноги очень быстро. Тут сказалась и его порода: он был явно из силачей — коренастый, ширококостный, ступавший по земле напористо, будто постоянно готовясь к борьбе. Правда, он был худ, лицо его изрезали морщины, волосы на голове и бороде сильно серебрились, но все же заметно было, что он еще в настоящей бойцовской поре.

У Ермолаева не оказалось никаких документов, удостоверяющих его личность. На первом допросе он сказал отцу, что родом из Кулунды. В те дни я был занят какими-то комсомольскими делами и не присутствовал на его допросе, а потому и не знал, как он оказался на Алее и почему угнал коня.

Случилось так, что отец, допросив Ермолаева, срочно ускакал в степь. Между тем, оказывается, уже нельзя было задерживать. Ермолаева в нашей милиции. Надо было немедленно отправлять в Рубцовку, где был тогда уезд.

— Время-то не ждало! — сокрушался отец, вернувшись домой. — Как теперь быть? Ни одного милиционера! Ну, куда ни шло, подождем еще до обеда…

Ни один милиционер, вопреки ожиданиям, так и не вернулся с задания к обеденной поре. Отец нервничал, не находил себе места. Но беда, как говорится, одна не ходит. Беды ходят по-волчьи, стаей, след в след. В милицию прискакал гонец из соседней деревни и сообщил, что там зверски, до полусмерти избили бывшего партизана. Отцу опять надо было срочно скакать на место преступления.

— Придется тебе, Миша, везти этого Ермолаева, — заговорил отец со мной совсем упавшим голосом. — Завтра утром он должен быть в Рубцовке. Никому из посторонних я не могу доверить конвоировать задержанного. Мало ли что! Да сейчас и людей-то никого не найдешь: все в лугах. Доедешь до Бобково — тут недалеко, — а там возьмешь в Совете сельского исполнителя, и засветло доберетесь до Безрукавки. Там заночуете, а утром раненько будете в Рубцовке.

Конечно, немалым был риск отца, посылавшего меня конвоировать угонщика, да еще зная, что мне придется ехать с ним десятки верст в вечерние часы поймой Алея. Решение отца кажется сейчас особенно легкомысленным: как ни говори, а взрослого-то человека, если поискать, можно было найти в Красноярке. Но тогда оно, это решение, меня нисколько не смутило. Отец давно считал меня, и не без оснований, взрослым и доверял уже любое трудное дело.

Я быстро смазал оси ходка и запряг в него своего коня. Едва успел заседлать коня для отца, как он вместе с хмурым Ермолаевым появился в калитке нашего двора.

— Все готово? Ну, тогда идемте закусим в дорогу…