Об Ахматовой Андрей пишет вдохновенно. Он точно находит и показывает социальное значение стихов глубоко интимных. Как великолепно «объясняет» он Пастернака, какими значительными становятся — лист смородины, дождь, гроза, интерьер. Как остро и чутко понял он Исаака Бабеля, художника гротескного, насмешливого и печального.
Андрей Синявский не только критик, но и талантливы и писатель. Его любимый способ выражения — сатира, гротеск. В романе «Любимов» советская провинциальная жизнь пред стала перед читателем в гиперболах, как у Салтыкова-Щедрина и Гоголя. Это одновременно «История города Глупова» и «Мёртвые души», увиденные в истории маленького советского городка.
Повесть «Суд идёт», написанная в 1956 году, странно предвосхитила неминуемый арест самого Андрея Синявского десять лет спустя, — хотя в ней говорится о прошлых событиях, которые не должны были бы повториться снова в СССР… Но они повторились.
И все эти описанные острым пером следователи, чекисты, доносчики и шпики опять поднялись на поверхность общества, окружив тесным кольцом человека, которому остаётся только дорога в тюрьму. Вина у него одна — он писатель…
…На суде приводили «цитаты» вместо улик — что ни образ, то жуткий шарж… На этом суд построил обвинение, и вынес приговор: семь лет тюрьмы.
А сам Андрей — тихий, говорит спокойно, его русская речь прекрасна, заслушаешься. Любит Машу, любит сына.
Спокойный, мягкий человек. Чего ему только ни приписали на суде — антисемитизм, порнографию, участие в мифических подпольных организациях! Судья Смирнов у нас в институте в течение двух часов пытался убедить всех, что «тут пахнет эсеровским душком» — но доказать этого ничем не мог, кроме всё тех же гротескных цитат.
Романы, рассказы и повести Синявского в СССР не печатали, потому что сатира на общественную жизнь в СССР недопустима. Михаила Булгакова не печатали двадцать восемь лет. Зощенко был уничтожен официальной критикой. Синявского издали за границей — и тогда он сразу же превратился в «политического преступника».
Из него сделали на суде политического преступника, а его шаржи испугали партийных деятелей института, где он работал, больше, чем водородная бомба, потому что в России веками боялись правдивого слова.
Писатель только смеялся, издевался, гиперболизировал тупое и глупое — но нигде ни разу не призывал к свержению советского строя. Тем не менее, суд обвинил автора в антисоветской деятельности» и приговорил его к семи годам работы в лагерях. То же самое произошло с его другом, Юлием Даниэлем.
Ты вернёшься домой, к сыну и к друзьям, Андрюша, а на твоё место в лагерном бараке отправятся те, кто осудил и приговорил тебя. Ведь не раз уже это бывало в истории России, которая так напоминает печальный и жуткий гротеск».
В то время как на страницах советской печати распространялась ложь об арестованных писателях, Светлана дала блистательную характеристику Андрею Синявскому. Она читала и одобряла его запретные повести и рассказы, а добрые слова, сказанные о Маше, делают ей честь… Пора бы забыть полувековые обиды и не держать в душе раскалённые угли.
Иван Толстой задал Розановой вопрос: была ли Светлана Аллилуева, с её точки зрения, инакомыслящей. Тема беседы на Радио Свобода 8 февраля 2011 года: «Алфавит инакомыслия. Светлана Аллилуева».
Ответ вразнос. Не сдерживая бабьей ненависти, Маша ответила: «Но Светлана же не была инакомыслящей, она была вообще не мыслящей, она была человеком, так сказать, необузданных чувств, во-первых, и, во-вторых, она была человеком внутренней вседозволенности. Она была человеком без ограничений, она была дочерью властителя и чувствовала себя приблизительно тем же самым: что ей всё можно, вот что она захотела, то и будет, без каких бы то ни было сдерживающих те или иные порывы правил».
Ну, что ж, отомстила ей Маша Розанова по полной программе. А ответ на вопрос, была ли Светлана Аллилуева инакомыслящей и как повлияли первые две её книги на развития инакомыслия в СССР, — получен из вышеприведённого отрывка о писателе-диссиденте, о свободе слова в СССР и о правосудии. Её книга по главам читалась осенью 1969-го на Радио Свобода, её голос слушал весь мир (дочь Сталина, как-никак), — её новая исповедь, так же как и предыдущая, «Двадцать писем», ставшая обличительной публицистикой, оказала огромное влияние на развитие инакомыслия в СССР. В том, что в 1971 году Синявский был досрочно освобождён и в 1973-м вместе с женой получил разрешение на выезд во Францию, есть заслуга Светланы Аллилуевой — и её книги «Только один год».
Крещение. Фотина Аллилуева
В мае 1962 года Светлана крестилась в маленькой православной церкви шестнадцатого века, заложенной на месте, где послы из христианской Грузии передали в дар Москве ризу Господню. Она так и называется: Церковь Ризоположе-ния. В ней до неё крестился Андрей Синявский. Его авторитет повлиял на Светлану.