Светлейший-4. Корпус обреченных

Оксана молодец. Сразу после мероприятия помчалась в мастерскую, проявила и распечатала. Это не такой уж быстрый процесс. Но благодаря контактам редакторов нескольких изданий, которые предоставила Аграфена… Снимки тут же попали куда нужно, и взорвали редакции. Полосы спешно переверстывали в последний момент.

Как мы и планировали. Бомба взорвалась.

— Что скажешь, Алексей?

— С этого ракурса наш государь выглядит вполне величественно.

«НЕОЖИДАННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРСКОЙ ЧЕТЫ» — гласил заголовок.

— Не думал, что «Ведомости» так быстро возьмут материал в работу. Все же это не совсем их профиль.

— Их профиль — все, что касается государя, — ответил отец. — Даже если это частный визит.

Я взял свежий номер «Статского советника» — тоже первая полоса, фотография поменьше, но внимания нам было уделено достаточно. Еще были статьи в «Курьере» и «Дне» — самых оперативных ежедневных газетах.

— Что ж, для утра после приема вполне приличный результат, — сказал я, отложив прессу. — Полагаю, основной поток новостей будет сегодня вечером или завтра.

Матушка кивнула.

— Сегодня выйдет материал в «Вечернем Петербурге». Завтра ждем появления материалов в «Северном вестнике» и «Новом времени». И на следующей неделе выйдут статьи в «Финляндской газете», «Journal de St.-Pétersbourg», «St. Petersburgische Zeitung» и нескольких журналах. В частности, в столь любимом Павловичами «Салоне». Полагаю, твоя рыжеволосая подружка уже продала туда фотографии или сделает это с минуты на минуту.

Я улыбнулся.

— Моя рыжеволосая подружка не смогла бы их продать без вашего содействия, матушка. Не умаляйте собственных заслуг.

И все же ей не нравилась Оксана. Почему? Не доверяла простолюдинке, хотя сама же ей много помогала? Или просто не могла понять, почему я не нашел другой объект симпатии?

— Как бы то ни было, сигнал подан, — сказал я. — Уверен, что те, кто согласился участвовать в бойкоте, пожалели о своем решении еще вчера.

Матушка победно улыбнулась.

— Разумеется.

Нисколько не осуждал ее за наслаждение триумфом и маленькой местью. Она вправе.

— Интересно, как быстро флюгер завертится в другую сторону?

Родители переглянулись и рассмеялись.

— Пока ты спал, Алексей, он уже вовсю вертелся. Мы весь завтрак провели за чтением записок.

— И что пишут?

— Ничего нового. Теперь им приходится вертеться, как уж на сковороде. Признать ошибку публично они не могут — формально приносить извинения не за что. Так что пытаются юлить и скользить.

Оставалось понять, какую выгоду мы из этого извлечем помимо очевидной.

Очевидная — щелчок по носу всему свету и открытые двери во все дома. Теперь даже Павловичи будут обязаны нас признавать, пусть и со скрипом. Для Павловичей начнется отдельное веселье: многие Дома будут считать, что те их подставили. Так что популярности поубавится. Юсуповы тоже получат свое отмщение, пусть и частично.

На месте Павловичей я бы и вовсе уехал из Петербурга и не возвращался до следующего года, пока страсти не поутихнут.

— Мы приглашены на осенний сезон почти во все Большие Дома, — матушка распорядилась принести ей ежедневник и принялась перелистывать страницы. — К Вяземским, Белосельским, Щербатовым, Одоевским, Безбородко, Румянцевым, Толстым… Даже к Юрьевским и Салтыковым.

Отец нахмурился.

— Нам тоже придется организовать свое мероприятие. Ведь ты пообещала императрице устроить тематический бал. Это было слишком поспешное решение. Ты — тетка императора, но у нас не так много свободных средств, как у тех же Салтыковых или Вяземских. Мы не планировали бал в бюджете.

Матушка уставилась отцу в глаза.

— А что я должна была делать, когда императрица задала вопрос? Теперь, когда они вхожи в наш дом и выразили готовность нас поддерживать дальше, нам придется отыскать средства.

— Предлагаешь нам влезть в долги?

Отец ненавидел кредиты. Ненавидел настолько, что Николаевы оставались одной из немногих аристократических семей, кто вообще ни разу не брал заем в банке. Для нашего сословия быть в долгах как в шелках — обычное дело. Тут занял, там что-то продал, частично возместил, затем снова занял — и эта карусель вертелась поколениями.

Светлейшие князья Николаевы никогда не брали в долг. Ни у кого. Даже в лото или в карты ни разу не играли в кредит.

Потому-то наш особнячок был скромным и располагался на менее престижной Петроградской стороне, а не на другом берегу. Потому-то Таня шила платья в ателье Ворта раз в год, а не трижды за сезон, а матушка могла годами носить одни и те же туфли.

Мы умели жить по средствам и не нуждались в демонстрации излишней роскоши. И в нашей семье это считалось преимуществом.

Но бал… Этот проклятый бал грозил пошатнуть наше благосостояние.

— Можно попытаться разблокировать мой трастовый фонд, — сказал я.

— Невозможно, — отозвался отец. — Но даже будь это возможно, мы не станем тратить твое наследство на организацию праздника. Ни твое, ни Виктора, ни Татьяны.

Справедливо. Я бы тоже не стал расходовать на это деньги своих детей. Слишком мелкая причина. Бал имел высокую светскую значимость, но ставить под угрозу будущее наследников ради этого — полный идиотизм.