Светлейший-6. Шторм над Петербургом

— Георг успел… ну, почти успел. Отправил мой дух в портал — он же медиум, умеет такое проворачивать. Но ты сам понимаешь, что это был билет в один конец. Дух он смог спасти. Но моего тела больше нет, вернуться некуда. Так что это не отпуск. Это прощальный подарок.

Я отпустил его руку и огляделся на дверь.

— Тише, Стаг… Илья Андреевич. Лучше не обсуждать это здесь. Я услышал достаточно.

— Уж я знаю. Нужно встретиться и поговорить в тихом месте, — кивнул старый товарищ. — Я все расскажу. Все же я здесь явно дольше твоего. Тридцать пять лет…

— Как ты понял, что это я?

Он моргнул пронзительными желто-зелеными глазами и многозначительно усмехнулся.

— Серьезно? После всего, что ты устраивал на публике? Да кто угодно из Ордена тебя бы узнал. Не особо ты и скрывался.

— В отличие от тебя, полагаю.

Толстой пожал плечами.

— До некоторого момента я и правда считал себя пенсионером. Но, как говорил старина Эд, в нашем деле на пенсию выйти не успевают.

— Нам и правда нужно о многом поговорить, — отозвался я. Происходящее все еще казалось мне сном.

— Тогда позволь мне пригласить тебя к нам на обед. Там и побеседуем.

— Я курсант и должен вернуться на службу, забыл?

— Ничего, это мы уладим. В конце концов, я начальник лаборатории, с которой сотрудничает не только Корпус, но и Дворец. Уверен, я найду способ организовать тебе визит в мою вотчину.

У меня, признаюсь, защемило в груди от необходимости так быстро расстаться. Стагнис не просто был мне другом. Он был моим старым боевым товарищем, братом — в Ордене все друг другу братья и сестры, но мы и правда всегда были близки. Не сосчитать, сколько нами было убито тварей, закрыто порталов, выпито дешевого пива в кабаках.

Десятилетиями мы бились вместе. И я оплакивал его гибель. Мы все оплакивали, но тогда я и правда лишился брата, ставшего мне родным.

И вдруг снова обрел его там, где не рассчитывал встретить никого из своего мира.

— Хорошо, — улыбнулся я. — Буду рад экскурсии в лабораторию. Хотя, конечно, предпочел бы нормальную трапезу.

— Разберемся, — Стагнис-Толстой привычным жестом хлопнул меня по плечу, но на этот раз удар получился совсем слабенький. Раньше от такого дружеского тумака я едва мог удержаться на ногах, а сейчас так, словно дамочка веером припечатала.

— Да уж, с сосудом тебе и правда не повезло, — ухмыльнулся я.

Стагнис хотел было ответить чем-то язвительным, но тут в дверь постучали, и на пороге возник Заболоцкий.

— Артем Юрьевич, — невозмутимо кивнул ему мой товарищ.

— А, нашли Николаева, значит. Хорошо… — маголекарь кивнул в сторону коридора. — Павел Дмитриевич желает вас видеть, Алексей Иоаннович.

Я удивленно приподнял брови. Неужели разум начал к нему возвращаться?

— Благодарю, сейчас зайду, — кивнул я и поклонился Толстому. — До встречи, Илья Андреевич.

— До встречи, Алексей Иоаннович.

В коридоре, переминаясь с ноги на ногу, дожидались Андрей и Кропоткин. Заболоцкий подвел всех нас к палате и неожиданно погрозил мне пальцем.

— Алексей Иоаннович, я понимаю, что ситуация патовая, но все же напомню, что пациент все еще пребывает в тяжелом состоянии. Если бы он сам не попросил поговорить с вами, черта лысого я бы снова вас к нему подпустил! У него, пацана, давление скакануло до двухсот!

— Того требуют обстоятельства, Артем Юрьевич, — спокойно отозвался я. — У нас нет времени дожидаться, пока он соизволит. Пришлось немного надавить. Но впредь буду беречь его тонкую душевную организацию.

Заболоцкий что-то пробубнил себе под нос и приказал охранявшим палату гвардейцам нас пропустить.

— Надеюсь, он делает это не от скуки, — проворчал Андрей.

— Возможно, попытается набить себе цену, — сказал Кропоткин.

Но кузен лишь холодно усмехнулся.

— Не в его положении и не после всего, что он устроил.

Я с удивлением отметил, что впервые видел Андрея… обиженным. Его действительно ранило все, что наговорил Павел, и он принял все это близко к сердцу. Обычно Андрей превосходно держал себя в руках — вечно был в приподнятом расположении духа, не унывал и в целом не пускал никого себе в душу. Этакий идеальный фасад, какой и должен держать сын великого князя.

Но сегодня что-то в нем надломилось. Да, дорогой братец, так оно порой случается — ты человеку все от души, а он тебе на крыльце нагадит.

— Павел Дмитриевич, — деловито обратился я и, обогнув кушетку, уселся на стуле возле изголовья. — Вы хотели поговорить, и я вас слушаю.

В комнате стояла тишина, только приглушённый шум дежурных шагов и доносящийся откуда-то издалека приглушённый шёпот напоминали о том, что это была очень большая больница.

Павел лежал на кровати, неподвижный, с закрытыми глазами. Но когда я устроился возле него, он словно нехотя открыл глаза и посмотрел на меня.

— Ну, что, готовы к честному разговору? — тихо спросил я, скрестив руки на груди.