На улице было достаточно морозно, мои воспоминания о былом закончились и я уже собрался вернуться в уютное тепло юрты, когда увидел выходящего на воздух Ерофея. Еще вечером мне пришла в голову идея послать пана Казимира в Красноярск на разведку и я решил, не откладывая в долгий ящик, обсудить это с капитаном.
— Доброе утро, Ерофей Кузьмич, как спалось?
— Хорошо спалось, Григорий Иванович, покойно как никогда. Обычно под утро раны ноют, а сегодня спал как младенец.
— Скажи мне друг Ерофей, как тебе граф Казимир? — капитан ухмыльнулся, тряхнул головой.
— Смел, умен, благороден. К предательству думаю не способен. Очень страдает без женского внимания. Главный принцип жизни, в штаны нагажу, но не поддамся, — я заулыбался, слушая Ерофея, особенно его последний пассаж. — Пора, наверное, молодца в поход отправлять.
— Пора, капитан, пора. Хочу я его, пока Енисей стоит, в Красноярск снарядить. Пусть он поищет это таинственное польское сиятельство, — я вопросительно посмотрел на Ерофея.
— Дело хорошее, а кто с ним пойдет? — вопрос был наиважнейший, спутник графа Казимира должен быть человеком наивернейшим.
— Вот это я у тебя хочу спросить, кого ты бы послал?
Ерофей ответил сразу, как будто ждал этого вопроса и был готов к нему.
— Харитона Карпова, первый кандидат по-моему.
— У него четверо останутся? — Капитан молча кивнул, внимательно оглядел покрытый снегом хребет.
— Старшему почти четырнадцать, к себе возьму, пусть служить начинает. Второму почти одиннадцать, посмотрю, может тоже с братом будет. Третьему семь, девке три. Пока отца не будет, Матреной приглядит.
— Ну что же, товарищ капитан, решено, только сам распорядись.
Когда я вернулся, Машенька уже не спала, она видать только что вытерла слезы, но я все равно увидел. Я наклонился к жене, поцеловал её и хотел что-то ей сказать очень нежное. Но замешкался и она опередила меня.
— Молчи, Гришенька, ты сейчас не то скажешь. Мне не нужен рассказ о любви. Я знаю, впереди много тяжелых дней и ночей. Расскажи, что нас ждет. Мне надо быть сильной, — из глаз Машеньки покатились крупные слезы. — Как ты говоришь, кто предупрежден, тот вооружен.
Я без утайки рассказал ей обо всем. Как мне не хотелось уберечь хрупкие плечи жены от наших забот, но другого выхода не было. Машенька была единственным человеком, кому я мог доверяться как себе. Еще был отец Филарет, но это, как говориться, другое.
Выслушав меня, жена вышла из спальни, я услышал, как она позвала Христину. Завтрак прошел в молчание. Когда мы опять остались одни, Машенька поцеловала меня и посмотрела в глаза.
— Не волнуйся, мой милый. Я не буду больше плакать, — глаза её были сухие, в них я увидел волю и решительность быть сильной, — как ты говоришь, буду твоим надежным тылом. Со мной, — Машенька попыталась улыбнуться, — можно идти в разведку.
Я позвал Прохора:
— Прохор, пригласи в штабную юрту капитана, Панкрата, Харитона Карпова и графа Казимира, да караулы пусть выставят подле юрты, что бы ни чьих ушей не было.
Граф Казимир даже радостно захлопал в ладони, когда услышал о предстоящем задании. Панкрат еще раз подробно рассказал о своем общении с неведомым сиятельством. Веселость поляка как рукой сняло, когда хорунжий начал свой рассказ. Слушал он внимательно, много раз переспрашивал о каких-то мелких деталях, особенно долго он выяснял про сиятельский акцент.
Дождавшись, когда он закончил свои расспросы, я спросил:
— И так граф, вы должны узнать, кто такой этот неведомый нам человек, зачем он здесь и что ему от нас надо. Едите вдвоем, вы и Харитон. Оружие: сабли, ножи и обычные пистолеты. У вас будет серебро и ассигнации, вам отдадут почти всё, что у нас есть. Никто не должен знать, откуда вы пришли. Вернуться вы по льду не успеете, пойдете или по нашей тропе от порога, Харитон её знает, — гвардеец молча кивнул, — или следующей зимой по льду. Всё понятно?
Будущие разведчики кивнули, понятно. Я продолжил:
— На крайний случай Панкрат даст вам пароль к одному верному человеку в Саянском остроге. Но к нему идти только в самом, самом безвыходном случае, — одному из казаков острога Панкрат доверял и надеялся, что с ним ничего не случилось. — А теперь, пан Казимир, последний, но может быть главный вопрос, мы в Петербурге больше служили по посольской части и в полку бывали редко?
Поляк рассмеялся.
— В полку я, ваша светлость, был дважды и сейчас даже, честно говоря, не упомню его названия, помню только что кавалеристский.
— Есть вероятность, что вы встретитесь со своими коллегами по службе?
— Ни какой, Земля на небо должна упасть, чтобы кто-нибудь в такой глуши оказался, даже в качестве арестанта, — граф Казимир усмехнулся, улыбка была очень ехидненькая. — И потом, тогда я был без этого мужского украшения, — он показал на свою щеку, — я ведь сначала подался в Польшу, но в первый же варшавский вечер случилась дуэль и я направил свои стопы обратно в матушку-Россию. Тем более, ваша светлость, я хочу стать графом Малевич, это фамилия моей матушки, её род пославнее.
— А вот это нехорошо, что вы утаили эту информацию от нас, — улыбнулся я.