Светлейший князь 2

— Да, — Ольчей кивнул и продолжил. — Они уже знали о смерти отца. Если мы разобьем карателей, а амбын-нойон получит серебро или золото, то гнев амбын-нойона упадет на голову врага Мергена и он её потеряет.

— А если наместник в Улясутае узнает об этих шашнях? — хитро прищурился Лонгин.

— Если будет серебро или золото, тогда скорее всего будет другой амбын-нойон. Если не будет, полетят головы, но амбын-нойон останется, — Ольчей помолчал и добавил. — Зачем всё это надо, я не знаю. Но кто-то опять хочет на нашей шеи на вершину подняться.

Ольчей ушел отдыхать. Ошарашенные всем услышанным мы несколько минут молчали. Ерофей сосредоточенно разглядывал карту, на которую я нанес все, о чем говорил Ольчей. Масштаб конечно был приблизительный, но местоположение всяких рек, городов, гор, троп и так далее я постарался показать.

— Вот, Григорий Иванович, хотели в глушь забиться, что бы о нас забыли, а попали в такой переплет, того и гляди кости на дыбе затрещат.

— А ты не дрейфь, Ерофей Кузьмич, — неожиданно для меня заговорил тесть. Подмигнув мне он продолжил. — Отобьемся. Про этого паразита польского разве можно было предположить?

— Это что за польский паразит? — удивился я.

— Я, Григорий Иванович, потолковал с Панкратом и думаю, что это сиятельство, которое ему душу вынимало — лях. Акцент у него такой. Наш хорунжий такой акцент слышал на войне. Да только он нам теперь не страшен. Мы один раз обозом сходили, всё нужное у нас есть. Год-второй и сами сможем товар возить. По тропам с севера к нам большим войском не пройти, а пару караулов перебьём.

Леонтий посмотрел на меня, затем на Ерофея, согласны ли.

— Народу пока маловато и железа нет, но бабы нарожают, вон Мария говорит, баб уже столько понесли, только держись. От китайцев отобьемся, их конечно много, но на тех тропах, что к нам из Урянхая ведут, тоже не разбежишься. На Ольчея думаю теперь можно положиться. Сколько против нас пойдет, сотня, вторая? — Леонтий еще раз оглядел нас.

— Изловчимся, побьем и их. Ольчей тебя государем назвал, вот и будешь государем. Начнем монету чеканить. Возьмешь под свою десницу кой-какие племена за хребтом, там, где руды железные есть и всё.

— Да, Леонтий Тимофеевич, нарисовал ты, прямо картина маслом, — я от удивления только и смог, что развести руками.

— А что, нормальная картина, — неожиданно поддержал моего тестя Ерофей. — Я вот думаю, это вопрос времени. Мы тут действительно можем отбиться от всех. И что потом? Идти в ножки падать, государыня-матушка, прими нас неразумных под твой скипетр. Или к богдыхану пойдем. Одно из двух. Так что выбора у нас нет.

— А какая-нибудь республика? — закинул я демократическую удочку.

— Нет, Григорий Иванович, не пойдет. Ты и так всем мозги вывернул, все устои перевернулись. А если еще и республику предложить, вообще караул. Власть она от Бога, собрался народ, выбрал себе вождя, князя, царя, неважно как звать, и все. Получай Божье благословение и правь, детей своих воспитывай правильно. А тут что получается, то один, то другой и у каждого благословение. Да так и благодать закончиться, не успеем глазом моргнуть, — Ерофей произнес целую тираду, обосновывая свое мнение.

Молча слушающий Лонгин вернул нас на грешную землю.

— Ваша светлость, давайте я съезжу в стойбище Ольчея и поговорю с ламами. Мне почему-то кажется, я сумею разгадать этот ребус.

Ранним утром Ольчей уехал из Усинска, вместе с ним ехал Лонгин. Уезжая, новоиспеченный зайсан сказал, что я могу полагаться на его воинов из рода Мергена. Как говориться с языка снял.

Провожая Ольчея, я долго смотрел вслед ему и его воинам. Через несколько недель нам придется вместе сражаться, а мы не понимаем друг друга. Надо срочно организовывать языковой ликбез.

Ближе к полудню в Железногорск направились Ерофей, Ванча и Панкрат. Их задача была набрать среди воинов Мергена для начала хотя бы десяток, командиром которого станет Панкрат. Когда начнет сходить снег, они должны будут начать присматривать за тропами, ведущими в Урянхай-Туву.

Пан Казимир до этого дня постоянно находился при капитане Пантелееве. Ерофей внимательно присматривался к поляку, нам надо было понять, кто находиться в доставшейся нам табакерке.

На рассвете я вышел из юрты подышать свежим морозным воздухом. Наши жилищные условия по меркам Усинска были шикарными, отдельная юрта для нас с Машенькой, рядом юрта для Леонтия с Агрипиной и сыновьями, юрта для моих камердинеров и Христины. Проигнорировав мое мнение, Петр Сергеевич лично установил в нашей юрте одну из первых, произведенных на заводе печек-буржуек, а Кондрат установил нам два окна, а не одно, как всем. Правда надо сказать, я приказал в пантелеевской юрте установить тоже два окна.

Одним словом, грех жаловаться на жилищные условия, но как же хотелось утром сходить в душ, попить кофе. Телом я уже привык жить в 18-ом веке, но мозги еще хорошо помнили комфорт и уют покинутого мною времени.