Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Для путешествия Екатерины не только строились в разных местах триумфальные ворота, но даже воздвигались целые города, как, например, Алешин на левом берегу Днепра, против Херсона: в октябре 1786 года его еще не существовало, а в апреле 1787 года городок был отстроен и заселен малороссиянами. Генерал-майору Синельникову было поручено позаботиться о придании Кременчугу вида столичного города. Архиепископу Амвросию екатеринославскому и таврическому Потёмкин собственноручно написал тему, на которую преосвященный должен был сказать приветственное слово. Наконец, неутомимый князь успевал уделять время для слушания торжественной оратории, приготовленной к приезду Екатерины итальянским капельмейстером Сарти[274].

Хлопоты Потёмкина продолжались и в то время, когда уже началось путешествие Екатерины. Он покинул столицу уже в 1786 году, отправился в свое наместничество заниматься приготовлениями к приему Екатерины и, когда она прибыла в Киев, присоединился к путешественникам. В Киеве он занимал самое видное место между лицами, окружавшими императрицу. За ним, между прочим, ухаживали приехавшие в Киев поляки, представители оппозиции против короля Станислава-Августа. Из «Записок» Сегюра, сопровождавшего императрицу в этом путешествии, видно, что Потёмкин в то время играл весьма важную роль и пользовался расположением государыни. Однако в то же самое время в Петербурге ходили слухи о разных неприятностях, с которыми князю приходилось бороться. Гарновский писал к правителю канцелярии Потёмкина В.С. Попову, что в Петербурге говорили «о негодовании (Екатерины) на светлейшего князя»; рассказывали далее, что Потёмкин болен, что он по болезни не мог доехать до Киева. В одном из писем Гарновского сказано: «Говорят в городе и при дворе (т. е. при так называемом малом дворе, так как великий князь и его супруга оставались в Петербурге) еще следующее: Задунайский и Ангальт приносили ее императорскому величеству жалобу на худое состояние российских войск, от небрежения его светлости (т. е. князя Потёмкина) в упадок пришедших. Его светлость, огорчась на графа Ангальта за то, что он таковые вести допускает до ушей ее императорского величества, выговаривал ему словами, чести его весьма предосудительными. После чего граф Ангальт требовал от его светлости сатисфакции. К сему присовокупляют, что ее императорское величество не благоволит его светлости… Многие не в пользу его светлости толкуют и то, что его светлость в монастыре, а не во дворце жить в Киеве изволил»[275].