Светлячки на ветру

Отец сдал внезапно. В мае у него начала болеть нога. Стал шаркать по полу, будто девяностолетний старик, жаловался, что трудно ходить, сетовал, что, наверное, это отложение солей. Кряхтел, переставляя негнущиеся ноги, точно костыли.

Пошел на консультацию в больницу к знакомому врачу, но обратно не вернулся. Оставили там. Сказали: «Нужно полечиться. Нарушение мозгового кровообращения». А он-то считал, что у него «синдром заклинивания»…

Через месяц выписали, но дали инвалидность, военную. Он сам просил военную, чтобы можно было работать. Работать не получилось. Но отец был полон оптимизма, считал, что все временно, уже выходил гулять на улицу, мыл посуду, чистил картошку. Жизнь налаживалась. В сентябре мама уехала в санаторий. Она тоже выдохлась, была вся на нервах и нуждалась в отдыхе.

За неделю до маминого приезда Вика пришла с работы — и обнаружила отца лежащим на полу. Попыталась его поднять, но не получилось. Отец только жалко и криво улыбался и ничего не говорил. Дождалась мужа. Аккуратно подняли папу с пола и унесли волоком в спальню. Вызвали «Скорую». Врач «Скорой помощи» диагностировал инсульт, но сказал, что госпитализировать сейчас нельзя: «Вызывайте участкового» и, может быть, через недельку, если не случится чего-нибудь еще, можно будет отправить в больницу». Маме решили не сообщать. Пусть набирается сил: ей еще столько предстоит выдержать!

Неделю кормила с ложечки бульоном, творогом и жидкой кашей. Поила через трубочку из кружки с надписью «Ессентуки», привезенной из минеральных вод. Маме врала, когда та звонила и просила позвать папу, что он в душе. Как ни странно, та верила или хотела верить. Пришла тетка, папина сестра, поселилась у них, сидела с отцом днем, когда Вика была на работе. Но отец почему-то не хотел есть из рук сестры. Произносил, еле ворочая одеревеневшими губами: «Дочь». Он почти ничего не говорил, вот только это — «Дочь».

Через неделю его все же отправили в больницу. Вечером прилетала мама. Вика ей так ничего и не сказала до ее приезда. Сообщила лишь тогда, когда мама вошла в квартиру. Мама была растеряна. Потом увидела разбросанные по комнате вещи, которые Вика не успела убрать, так как ушла на работу сразу после того, как «Скорая помощь» увезла папу, — и устроила скандал, что в доме бардак. Вике было до слез обидно, что она все сделала, чтобы не расстроить мамин отдых, а ее ругают за то, что не успела все вылизать после того, как отправила папу в больницу… Потом она поняла, что это было мамино отчаяние: налаженная жизнь кончилась — наступило время перемен для ее еще молодой мамы, перевал, за которым туманная неизвестность… Мама просто перепорхнула из времени, где она была молода и подставляла лицо ласковому крымскому солнцу и морскому бризу, гладящему ее волосы, будто любимый, во время, где деревья сбрасывают последние листья, а ветер из будущего тянет холодом вечной мерзлоты.

Отец встал тогда, но ему отмерили максимум два года срока. Верилось с трудом. Но это был уже совсем другой человек. Вместо сильного, красивого мужчины по дому шаркал одутловатый и неопрятный старик. Он очень часто задыхался. Внезапно дыхание его становилось хриплым, он со свистом втягивал в себя воздух, точно несмазанный механизм работающего с шумом насоса, бледнел. Приходилось давать ему кислородную подушку: он ее сам просил, и чем дальше, тем чаще.

Было больно видеть, как из сильного могучего мужика отец превратился в беспомощного старика-ребенка. Самое страшное было то, что у него была уже не та голова. Из друга и советчика он стал созданием, возвратившимся в свое детство.

Он, как мог, старался облегчить участь своим близким. Пытался погреть одной рукой для себя еду; вытирал пыль в квартире, тоже одной рукой; поливал цветы; радовался, что получил инвалидность именно военную — и они могли теперь иметь дефицитные по тем временам продукты: килограмм вареной колбасы на месяц, килограмм рыбы, килограмм мяса. Но он был уже не с ними, уже там.

Он все время старался разработать больную руку. Играл резиновым мячиком, пытаясь его сжать. Тянул эспандер, привязанный к стене. Но ничего не помогало. Деревянные пальцы резиновыми не становились.

Папа часто говорил о том, что, когда он вернется на работу, они купят то-то и то-то, поедут туда-то и туда-то. Они знали, что он не вернется на службу: быть на этой земле ему остается недолго, но согласно кивали, сдерживая клокочущий комок в горле.