Еще миг — и уставилась на него, застывшего почему-то в ожидании:
— Что? — ржу, совсем уже краснея от стыда. — Вали, Буратино. Мальвине надо посплетничать.
Цыкнул вдруг, закачав в негодовании головой:
— И нафиг я с тобой связался на свою голову?.. Никакой ответственности.
Разворот — и пошагал.
— А то ты пример для подражания! — рычу сквозь смех в ответ.
— А я — идеал! — слышу из комнаты, вперемешку с гоготом. — Самый что не есть — очуетительный!
И вот оно — чудо «животворящее» денежных средств и связей. Мне не пришлось ни работу дописывать, ни даже за кафедру вставать. Просто «клац» — и проснулась дипломированным переводчиком, защитившим работу на «пять».
Еще бы такое свершить относительно Рожи… и его отсидки за решеткой — и всё: навеки бы я стала добровольным должником сего странного, непредсказуемого… и, как бы он не отнекивался… но благородного, существа — Мирашева.
Глава 32. Непутевые
Не отступился Мирон и от обещания помочь Федьке: если не вытащить окончательно, то хотя бы разузнать, что к чему и подмазать, где надо, дабы облегчить его участь, если что.
Однако не все так просто. Я не спешила вываливать на Мирашева свои догадки… в свете прочих обстоятельств, связанных со мной… и с ним непосредственно, а потому… несчастному приходилось действовать вслепую. Хотя слова Федора, что его «подставили», я всё же передала.
Обещал осторожничать.
И да, мне не показалось, Рожу действительно очень толково обложили и обрезали все концы, любую связь… Чего только стоил его адвокат! Сами мы позвонили (а вернее, Мирон) — даже говорить не стал: сразу трубку бросил, едва услышал о ком речь… А когда уже через кое-каких важных знакомых, то столько воды в уши залил… что едва не захлебнулись.
Решено. Не мною — Мирашевым: где надо, поднажать и взять всё в свои руки. Так что, если верить обещаниям людей Миры, то на днях все материалы передадут «нашему человечку», нормальному, толковому адвокату, — и уже следующее заседание будет проходить под нашими прапорами. И туда смогу попасть — даже я.
В СИЗО пока так и не пустили, зато через знакомых Мирона узнали, что да как там Федька. Около месяца назад довольно-таки «яркая» потасовка случилась: сильно избили, хотя и он там — немало положил. А также ходил слух, будто хотели подрезать (заточку нашли у одного из нападавших, али пострадавших… так как нехило те отгребли в ответ, и некоторые даже попали в больничку). В общем, не удалось свершить затеянное, но помять бока — прилично помяли, что вот только недавно более-менее отошел.
Шьют же — участие в обороте (изготовление и сбыт) наркотиков. Как выразился Мирашев, «по стандарту». И светит моему Рогожину уже — довольно-таки приличный срок (228-1[26]
)… в общем, даже больше, чем до этого было.Но… проблемы проблемами, а досуг и попытки «лечить мою кукушку природой» (цитата моего дерзкого философа) Мирашев не отпускал. А потому очередной созвон с уже «нашим» адвокатом, свои дела кое-как порешал (как и прежде, дистанционно) — и рванули. Сначала рынок — купить уже готовый замоченный шашлык, прочих продуктов, салатов, выпивки (как сока, так и чего покрепче); также мангал, шампура, угли, жидкость для розжига — и за город: на такси на турбазу. Сосновый бор, река, уютная беседка — и нас, четверо: Женька моя, Жарова, ее Леша, да я с Мирой. Этих двух сам Мирашев в последний момент и предложил взять — как некая профилактика моего «старческого застоя» (на себя, что ли, намекая), да и заодно отпраздновать фееричное окончание университета с теми, с кем столько лет бок о бок шла по извилистому пути гуманитария к бесполезному диплому Магистра.
И пока мясо успешно догорало на временами вспыльчивых углях, эти забились в своем углу, а я с Мироном — в своем. Нагло уселась ему на колени по-ковбойски и обняла за пояс, прижалась к груди.
— Спасибо тебе за всё, — тихо, несмело шепнула я — и поцеловала в губы.
Гыгыкнул. Взгляд в глаза:
— Ба… дождался. Не прошло и полгода.
— Ну че ты такая з*дница? — обижено морщу лоб, заливаясь доброй улыбкой.
Рассмеялся:
— А че? Я че-то не так сказал?
— А то ты не знаешь… как я тебе за все…
— Не знаю, — нагло паясничая, закачал головой. Ржет: — В ногах не ползаешь, тапочки не носишь, жрать — так так… ничего сверхъестественного.
Хохочу:
— Ну, во-первых я не шеф-повар тебе и не собака. А относительно ползать в ногах — ты серьезно? — гримасничаю. — Ты этого хочешь?
— Ой, как хочу! — язвит, замигав бровями. — Давно мечтаю о живом коврике, который будет за мной бегать следом! — гогочет.
— И что… после всего уважать будешь?
— Кого… — удивленно, — коврика? — округлил очи идиотически.
Не выдерживаю такой рожи — и тотчас залилась звонким смехом.
— Ага… «коврика».
— Ну… не знаю, — задумчиво, витиевато, юля, повел, словно та барышня на первом свидании. — Если только он… — ну не знаю, — кривляется скотина, — щекотать не будет… и пачкаться часто, чтоб не пришлось его стирать. А тебя, кстати, при какой температуре в машинке гонять? Ах, да! — возмущенно. — Только не ручная стирка! Уж изволь! Я это… не любитель терок-перетерок.