Светлое будущее

— Черт знает что! Стоит русскому человеку добиться в чем-то индивидуального успеха, как его начинают подозревать в том, что он еврей. Вы слышали, конечно, о С...ом? Перед прошлыми выборами в академию решили сократить число евреев. Кандидатура С...го всех устраивала (а кандидатуры, как известно, заранее намечаются в соответствующих отделах ЦК КГБ), но ходили слухи, что он еврей или по крайней мере полуеврей. В бумагах просмотрели — все в порядке: из крестьян Вологодской области. Но евреи — они же хитрые! Вызвали С...го в соответствующее место выяснить, еврей он или нет. Он пришел. И когда его спросили об этом, он вынул член и положил на стол. А в комиссии, говорят, были женщины. Представляю, что там творилось. Все-таки выбрали. Но самое смешное во всей этой истории то, что он на самом деле оказался евреем: просто его прадед был крещен и стал крестьянином.

НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

Как и Марксу, ничто человеческое мне не чуждо. И я размечтался. Вот изберут меня в членкоры. Потом — в академики, это уже не проблема. Потом — или в ЦК, на отдел, или в вице-президенты. Лучше в ЦК, оттуда больше шансов попасть в секретари по идеологии. А там — и на место этого чахоточного старпера рукой подать. Конечно, с этого места в генсеки еще никто не выходил, но можно создать прецедент. И это было бы верно. Должны же, в конце концов, во главе страны стать настоящие ученые!

И меня понесло. Нужны радикальные реформы! Прежде всего надо сделать более свободными поездки за границу. Любого выпускать, конечно, нельзя. Нужен отбор. Проверка. Надо надежных выпускать. Но с умом. А то вон сколько невозвращенцев! Репрессии надо, разумеется, отменить. Сажать, разумеется, надо. Но не кого попало. На законных основаниях. С открытым судом. С до-казательствами. С журналами надо порядок навести. Нельзя, конечно, разрешать печатать что попало. Тут только волю дай. Таких журналов наделают, что наш философский журнал и даже «Коммунист» никто читать не будет.

В самый разгар моей мысленной государственной деятельности зашла Ленка.

— Вот, послушай, — сказала она, — что сочинил тот самый наш мальчик... Называется «Мечта карьериста».

Не по микрофону ваши песни петь
И не императором на троне,
А хотел бы я в середке Там сидеть
На виду, на кумачово-алом фоне.
Чтобы за моей спиною Он
В белом мраморе стоял родимый.
Чтобы за столом с обех сторон
Соратники — кретины, подхалимы.
Чтобы впереди огромный зал
Ликовал в переизбытке счастья.
Чтобы пялил на меня глаза
И вопил Ура и чтоб да здраст я.
Чтобы в гении из гениев меня
Возвели хапуги и подлизы.
И чтоб ни едина божья дня
Без меня не засветился телевизор.
Поголовно чтобы с раннего утра
Меня слушали с разинутыми ртами
И трудящиеся самых разных стран
Мой проезд усыпали цветами.
Чтобы в черном «ЗИЛе» за броней
Проносился с мощной телохраной.
И с Самим бы, с Ним ровня-ровней
Стал бы я. И лучше б, если рано.
Только в этом деле есть изъян:
Вдруг столкуются и потихоньку скинут?!
Вдруг отыщется какой-нибудь смутьян
И испортит идеальную картину?!
Негодяй, кто на посту б меня сместил,
Обвинил б меня во всем, конечно.
И среди бесчисленных могил
Затерялся б я бесследно и навечно.
Так уж лучше...

— Хватит, — оборвал ее я. — Выпороть твоего мальчика надо и отправить на БАМ, чтобы жизни понюхал.

— А это разве не о жизни? Жизнь-то всякая бывает. Не обязательно на БАМе. Ну, уж если ты хочешь о БАМе, так ты получишь!

— Избави боже! Оставь меня в покое. Мне работать надо.

КОНЕЦ ЭПОХИ