Светлое будущее

Какое удивительное это было время! Теперь-то советский народ почти построил именно то, что предсказывали классики и мудрые руководители. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. И даже уже не верится, что то время когда-то было. Старушечьи сказки все это, говорит молодежь. В магазинах продавалось мясо?! И не очень тухлая картошка? И всего час в очереди стоять приходилось? И за анекдоты не всех сажали? Не засирай нам мозги, папаша! Не маленькие! Давно из Детской Казармочки выросли! И поди убеди эту разъедаемую скепсисом молодежь, что все это было на самом деле. Она, молодежь, свято верит нашему гениальному руководству, которое обещает, что благодаря непрерывному улучшению материального благосостояния общества и неуклонному укреплению демократии мы лишь в ближайшем будущем достигнем такого расцвета. А пока... Одним словом, Золотой Век впереди, а не позади, ибо такова установка. Конечно, и то время, в которое мы сейчас живем (если, конечно, живем), тоже очень золотое. Но то, к которому нас ведет наше любимое и гениальное руководство, к которому мы приближаемся ассип... ассимпт... амсич... тьфу, твою мать!., не выговоришь без поллитра!.. В общем, к которому мы идем, но никогда не придем, хотя и будет казаться иногда, что вот-вот сейчас придем... так вот, это самое время еще золотее. Оно-то и есть Золотой век нашей истории. Оно всегда впереди, а не позади, как думают клеветники и критиканы. Впрочем, теперь это уже никакой роли не играет. Все равно теперь уже никто не помнит, где у нашей истории зад, а где перед.

Как ни мозгуй, что ни толкуй,
Не установишь разницу.
Назад посмотришь — видишь...,
Вперед — увидишь задницу.

Так что и голову ломать не надо. Теперь никаких проблем больше нет и быть не может. Слушайся начальства, умиляйся и аплодируй. Ничего от тебя больше не требуется.

ИНТЕРВЬЮ РОГОЗИНА

«Голоса» передали интервью с Рогозиным. На вопрос о положении деятелей культуры в Советском Союзе он ответил следующее. Подавляющее большинство довольно и устроено неплохо. Страдают единицы. Но эти единицы более характерны, чем десятки и сотни тысяч других. Кто они? Солженицын. Ростропович. Максимов. Неизвестный. Я уверен, что Солженицын был изгнан не столько как политический деятель, сколько как талантливый писатель. В Советском Союзе десятки тысяч писателей. Десятки тысяч посредственностей. Они не могут в своей среде терпеть действительно выдающегося художника. Но если о Солженицыне можно спорить, то случай с Неизвестным бесспорен. Неизвестный был вполне советским человеком. За двадцать лет, однако, ни одной выставки. Почему? Потому, что выдающийся художник. Его и выжили братья художники, несколько тысяч бездарнейших коллег. Я, конечно, не хочу и не могу себя сравнивать с этими людьми. Но социально мой случай того же типа. Как только у меня наметилась оригинальная группа и как только работы нашей группы начали приобретать мировой резонанс, нас разгромили. И я оказался в полной творческой изоляции.

Как это ни странно, подумал я, но и в моей судьбе есть некоторая доля рогозинского варианта. На наш отдел точат зубы потому, что он приличнее всех выглядит. А обвинения в ошибках — обычный прием борьбы.

ЛЕНКА

Ленка жутко занята. Но все же забегает иногда.

— Наши идиоты, — говорит она, — окончательно взбесились. Представляешь, по-новому заставляют прочитать (как они говорят) старинную детскую сказочку «Аленький цветочек». С одной стороны, чтобы был Антониони, Бергман или, на худой конец, Тарковский. А с другой, чтобы сохранить марксизм-ленинизм в действии. Ты знаешь, кто у нас будет чудище? Ни за что не догадаешься. Это, оказывается, передовой комсомолец, мелиоратор, который хочет осушить болота, а его ведьма, прислуживающая империализму, заколдовывает с помощью химии и генетики. Причем у ведьмы явно сионистское мировоззрение. Ну, я бегу. Сегодня у меня еще репетиция будет. Готовимся к празднику Победы. Грандиозное представление! Я — партизанка. Только одна беда — ребятишки наши для фашистов слишком маловаты. Я на голову выше всех. Директриса говорит, что это хорошо: советский человек должен быть на голову выше всех. Символ!

— Помнишь, когда-то ты не дочитала стихотворение твоего приятеля. Как оно кончается?

— Кажется, так: