Светлое Средневековье. Новый взгляд на историю Европы V–XIV вв.

Граница между конвивенцией и реконкистой стала более четкой и заметной из-за конфликтов XX столетия. Конвивенция стала трактоваться как символ средневековой слабости, когда христиане «были вынуждены» проявлять терпимость, поскольку не могли поступать иначе. Реконкиста для Франко была явлением более подлинным, аутентичным, ведь она позволяла установить связь между ним и прошлым. Он полагался на грубые категории, чтобы узаконить собственную власть, хотел вновь отвоевать страну — на этот раз у республиканцев, анархистов и коммунистов. Неудивительно, что такое понимание преобладает по сей день, а термин «реконкиста» все еще используется в положительном ключе представителями ультраправых по всему Западу. Также неудивительно, что конвивенцию левые в конце XX века превратили в либеральную ценность. Мультикультурализм, мирное сосуществование христиан, иудеев и мусульман, рассматривается как исторический прецедент, свидетельствующий в поддержку уникальности и силы современной республиканской Испании.

Проблема в том, что эти категории чаще всего подчинены современной повестке дня, которая мало заботится о реальном прошлом. Политика и религия рассматриваются как отдельные, самостоятельные явления. Религия воспринимается как нечто внутреннее; а все остальное, любые действия, считаются политикой. Такое понимание имело смысл для белых европейцев, которые жили после религиозных изменений XIX века. Их взгляд на религию был спроецирован вовне, сначала географически — на колонии, а затем хронологически — в прошлое. Они искали то, что казалось знакомым — все, что выглядело как «вера», имело большее значение для классификации, чем «практика». Религия изображалась как нечто внутреннее и «вневременное», не зависящее от внешних исторических изменений.

Но в средневековом мире эти категории работали по-другому. Совсем иначе обстояли дела в Испании, в Аль-Андалусе, в королевствах Наварра, Леон, Кастилия, Арагон, а затем и в Португалии на протяжении почти целого тысячелетия. Вестготские воины помогли североафриканской армии победить короля Родриго в 711 году, а Эль Сид в XI и XII веках сражался то за христиан и мусульман, то против них; мусульманские ополченцы (jenets) из Гранады в XIII и XIV веках присоединились к королям Арагона в Реконкисте, а каталонские христианские наемники служили в Северной Африке телохранителями хафсидских султанов. Все это существенно усложняет наши современные категории религии, политики и культуры. Тут нет признаков постоянного дружеского соседства между народами, но нет и признаков бесконечной вражды.

Чтобы разобраться, как все было, давайте вернемся в Толедо, куда около 1140 года прибыл Петр Достопочтенный. Город, который когда-то служил столицей объединенного вестготского королевства, в 711 году перешел к североафриканцам, а позже, в 1085 году, — к королю Леона и Кастилии Альфонсо VI. После падения вестготской королевской династии Толедо входил в состав обширного халифата Омейядов. Но после убийства и свержения Омейядов Аббасидами и перенесения столицы халифата из Дамаска в Багдад в середине VIII века, Аль-Андалус восстал и отделился. Когда в XI веке централизованная власть в Аль-Андалусе начала разрушаться, Толедо стал полностью независимой тайфой (в переводе с арабского «секта» или «банда», но по сути — «королевство»).

На протяжении этих трех столетий, в разгар внутриполитической борьбы в Аль-Андалусе, Толедо начал разворачиваться на север. Ко времени его завоевания Альфонсо VI в 1085 году и прибытия Петра Достопочтенного в следующем столетии это была уже давняя тенденция. Несмотря на преследования со стороны христианских вестготов, еврейская община Толедо к X веку насчитывала несколько тысяч человек. Рост еврейских общин шел по всему Аль-Андалусу, хотя в Толедо они не достигли такого положения, какое имели бы в Кордове или Гранаде в X и XI веках. В Кордове процветали поэты и художники. Евреи становились видными политиками — вспомним, например, как Хасдай ибн Шапрут в начале X века был советником халифа. В Гранаде Шмуэль ибн Нагрела (начало XI века) и его сын Иосиф служили визирями правителя. Они не только выступали в качестве советников, но и командовали гранадскими армиями на поле боя. В XI веке при правлении аль-Мамума Толедо в силу своего срединного положения стал убежищем для многих культурных и политических изгнанников.

Впрочем, так было почти всегда. Многие христиане оставались в Толедо со времен его завоевания в VIII веке. Они сохраняли связи с интеллектуальным миром к северу от Пиренеев, а в центре серьезного внимания оказались в эпоху правления Карла Великого, когда архиепископ города Элипанд поддержал теорию о том, что Иисус был усыновленным ребенком Бога. Эта теория вызвала жаркие споры на каролингских церковных советах около 800 года. Действительно, Толедо в тот период продолжал смотреть на север, и правители города поддерживали (иногда непростые) отношения с христианскими правителями Леона, Кастилии и Наварры. Даже несколько раз обращаясь к ним за военной помощью против других тайф.