Светлолесье

И так до самого конца, до верхних картинок, являвших Мечислава с распростертыми к небу руками и какие-то летающие головешки над ним. Дальше первый жрец изображался восседающим на коне и отрубающим голову последнему правителю Нзир-Налабаха – царю Полуночи. В одной руке Мечислав держал узду, а в другой – меч. Ну и еще множество картинок в таком духе. Заканчивалось все резьбой со строительством крепости и благостными лицами людей.

– М-да, – протянула я. – Врата Милосердия. Даже добавить нечего.

– Ох, Лес-с-сёна…

Я отвела глаза. Что здесь скажешь? Первый жрец был великим воином. Он спас Светлолесье. Век Полуночи, время кровавых обрядов, кончился благодаря ему. Какую червенскую тайну Мечислав унес с собой? Печать? Все знали, что вскоре после битвы с царем Полуночи Мечислав погиб от ран. Я видела золоченый холм, место упокоения его тела, в Злате. Но откуда появился Мечислав, как стал избранником Единого? Драург сказал, что первый жрец начал свой путь здесь. Значит, Врата Милосердия запечатлели подвиги жреца. Похоже, он и правда когда-то жил тут, ступал по линдозерской земле.

Высокие своды уходили вверх и сквозь узкие прорехи облаков лился свет, выхватывая плывущий по воздуху липовый пух. Складывались в ритмичную вязь древние руны. Кое-где темнели трещины, и без того мешая прочесть изъеденные временем знаки. Но, если присмотреться, похожие руны я видела в читальне Обители и… в таблицах.

– Похоже на расканийский, – сказала я.

– И звучат руны так: «Земля, хранящая ключи от таких древних тайн, что сама пропиталась обманом. И не розы цветут здесь, но ядовитые шипы касаются всякого».

– Что-то знакомое, – отозвалась я и спохватилась: – Об этом же говорил старик-пьяница из корчмы! Быть может, в проклятии леса виновата Печать?

Я обернулась на родовое гнездо Мечислава и его предков. Вспомнила подслушанный разговор.

– Печать. Про нее говорили княж и тот беловолосый червенец, – сказала я. – Но при чем здесь Мечислав?

– Из того, что я услышал в крепости, – Фед переполз по моему плечу к самому уху, – Печать – это вещь, которая скрывает какую-то тайну первого жреца. Тайна запечатана, понимаешь? Поэтому червенцы напрямую не говорят о ней.

Что за зловещая тайна поселилась в Линдозере? Горожане что-то знают. Или чувствуют? Отчего все боятся леса? Я вспомнила про Альдана, ведь он едва ли не единственный из всех встреченных линдозерцев без страха говорил о нем. А всюду только и разговоров, что о пожаре в лесу.

В задумчивости я подперла рукой щеку и уставилась на резьбу. Одна рука потянулась к оберегу, другая – к Вратам.

Камни, камни, камни…

Здесь водилось много змей: медные, песчаные, смертельно опасные изжелта-красные и черные гадюки. Хоромы стерегли слуги и животные, но я знала, как легко погибнуть от укусов ядовитых тварей.

Видение вспыхнуло в моем сознании, и вот я уже куда-то кралась по иссохшему ночному саду, а руки оттягивал пузатый кувшин. В небе тускло алела Червоточина.

Вдруг передо мной выкатился клубок змей. Я замерла, но, памятуя об уроках старших, схватила с земли камень и запустила его в извивающийся клубок. Но это не испугало тварей, а только раззадорило. Мой же драгоценный кувшин едва не разбился. Я отшатнулась, когда разъяренные змеи с шипением скользнули ко мне, но трясущейся рукой подобрала с земли еще один камень. И снова промахнулась.

Кричать было нельзя, ведь меня могли заметить, но и скрыться от змеищ было негде: высохшие деревья сада не оставляли надежды на спасение.

Я застыла на месте, мучительно раздумывая, спасаться самой или бросить свою ношу, как вдруг чей-то злой голос сказал:

– Беги же, глупое дитя!

Я прикусила губу. У открытого перехода стоял парнишка в такой обтрепанной одежде, в какой у нас не ходили даже слуги. Он прижимал к груди ворох берестяных грамот.