Светлолесье

– А мы лес не сердим, обряды святоборийские старинные исполняем справно, каждый год. Даже сам княж с нами хороводы зимой водит. Да что тут добавить? – Мафза обратилась сама к себе и продолжила: – Княж-то и говорит, чародеи насмердели тут в свое время, вот земля-матушка и борется с силушкой акудной, злыдарной, и потому предков обычаи чтить надо, помогать ей. Княжи наши уж много годков за нами присматривают, нечисть гоняют. Но вот и род извелся, да и сила уж не та.

– А что значит «род извелся»?

– Один-одинешенек наш княж остался в своем роду. Двух жен пережил, а наследника таки не заимел. Говорят, – она понизила голос, – ни одна не смогла выносить его дитя.

На кухне появилась жилистая святоборийка с перепелкой в руках. Стряпуха? Она недоуменно воззрилась на нас, чем, похоже, только рассердила хозяйку. Мафза выдернула из клубка спицы и взмахнула ими передо мной. Похоже, ей приходилось каждый раз преодолевать нечто внутри себя, чтобы поделиться со мной своими тайнами.

Я протянула шерсть Мафзе, но та покачала головой.

– Недосуг мне с тобой болтать. – И вернулась к столу.

Я положила шерсть на лавку и вышла, и все казалось, что чужие взгляды, будто метлой, выталкивают меня из кухни.

– Узнала, что хотела? – спросил Минт. Я ощутила к нему прилив нежности и вдруг, сама от себя не ожидая, обняла парня.

– Ну-ну, – растерянно сказал он и неловко погладил меня по спине.

Страх перед червенцами, перед Шепотом, обрывки прошлого, мои неловкие попытки что-то понять и кому-то помочь – все вдруг хлынуло из глаз соленым потоком, и прохожие останавливались, неодобрительно глядя на то, как чужачка воет на всю улицу. Ну и пусть!

– Я не думала, что все будет так, – сказала я в грудь друга. – Я устала.

– Конечно, ты ж девка. – В голосе Минта не было ни тени нахальства. Наоборот, в нем слышалась какая-то новая, неизведанная прежде теплота.

– Хочешь, пойдем, посмотрим на торжище, сестрица? – Минт стер с моих щек слезы, взлохматил и без того торчащие в разные стороны волосы и рассмеялся.

На лице сама собой расцвела улыбка. Хорошо, когда в тебе видят не только колдунью, ученицу или танцовщицу. Да и ты видишь не только наемника и зубоскала, а друга с щедрым на заботу сердцем.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, пока мы шли.

Минт поморщился.

– Да что мне сделается? Раз Любомудр в учении с меня шкуру не содрал, так и чудовищам подавно не справиться!

В городе на месте будущего торжища было шумно и весело, купцы колотили прилавки, обосновавшиеся рядом старушки торговали кто чем горазд, между шатров носились дети, а за оградой мунны на все это недовольно глядел просветитель. Березы подверглись нещадному нападению детворы и лишились всех нижних веток, зато ребятня вовсю перебивала цены старушкам своими наспех слепленными вениками.

Среди торговок мы с Минтом узнали бабушку Косомушку, и, пока я в растерянности бродила среди рядов, друг поболтал с ней и купил мыльный корень. Бабуля, похоже, была только рада перекинуться словечком, поскольку подарила нам липовый веник. Минт вручил все мне и велел сегодня отдыхать.

– И зачем нам это все, если бани все равно нет? В заводи побултыхаемся, и будет.

Наемник пригладил усики и подмигнул проходящей мимо линдозерке:

– Передохнуть нам сегодня точно не помешает!

– Вижу, тебе стало лучше. – Я шлепнула друга веником, но тот уклонился.

– Так я не с пустого места говорю! – сказал Минт. – Кстати, я тут кое-что насочинял, пока валялся без дела. Хочешь послушать?

Я заулыбалась. Все-таки невозможно было долго грустить рядом с таким неугомонным братцем. Минт же набрал полную грудь воздуха и произнес:

Я вечный волк и гость незваный.

И сбиты в кровь мои ступни.

Я отыскал родник желанный.

Приди, танцовщица, приди.

– Ты еще и рифмоплет?

Друг почесал затылок.

– Да что-то нахлынуло…

Ветер то и дело доносил сладковатый сизый дым растопленных банек, частоколы перед домами украсились выставленным на всеобщее обозрение бельем. Повсюду слышались девичьи голоса, но, несмотря на частые подмигивания Минта, ни одна девица не остановилась с ним поболтать.

– Да что такое, – сокрушался он. – Неужели я потратил все свои чары на Косомушку?

На подходе к избе Минт хмурился все больше. На вопросы, что стряслось, он не отвечал, а вскоре я и сама догадалась о причинах.

У нашего дома развернулось представление: Дан колол дрова, под окнами сидели с мечтательным лицом близняшки (между прочим, близко от лихо раскачивающегося топора!), за оградой стояло с полдюжины девиц.

– А ну, посторонись. – Я растолкала их и открыла калитку. Девицы обратили на нас с Минтом внимания не больше, чем на жужжащих мух. На друга страшно было смотреть.

Я отправила его с покупками в избу, а сама подошла к Дану.

– Кажется, Минту стало легче, – обратилась я к травнику. Тот резко прервался, словно только и ждал повода. Зато со стороны плетня долетел разочарованный вздох, который, впрочем, через мгновение сменился восторженным придыханием, потому что Дан стащил с себя промокшую от пота рубашку.