Читаем Светлолесье полностью

Светлолесье

– Но ведь корчмарка за глаза называет его морокуном. Такая слава не касается жреца.

– На мельнице долго никого не было, – продолжил друг. – Дан появился здесь не так давно, а до этого он жил в крепости! Лесёна, мы должны быть вдвойне осторожны с ним. Ты ничего такого ему не рассказывала?

Я покосилась на печку.

– Он слышал, как я разговариваю во сне на расканийском, – призналась я.

Минт закатил глаза.

– Чудь раздери! Я не спущу с него глаз, – мрачно сказал он, тряхнув головой с такой решительностью, что кольца в его ухе звякнули. – Но и ты не вздумай миловаться с ним.

Но в мыслях все еще стоял запыхавшийся Альдан, травинки, облепившие его одежду, часто вздымающаяся грудь с одинокой перевязью обрядового шнура. Ничто не могло повергнуть его в смятение, даже наше появление на пороге его дома и рана Минта. Но про свою жизнь он говорил с видимым усилием. Я задумалась: каково это, убегать от прошлого, а не искать его?

Я вдруг представила травника в бане, с очередью из девиц с вениками, и поспешила вскарабкаться на печку за своими вещами. Но следующий миг отрезвил меня, словно на голову вылили целый ушат ледяной воды.

– Минт…

– Да?

– Мои таблицы. Их нет.

Альдан проснулся среди ночи, в час волка. Лесёна вновь спала плохо, звала кого-то. И чего колдунье привиделось? Сны выдавали ее. Травник весь вечер украдкой наблюдал, но чем больше смотрел, тем больше убеждался: обычная девчонка. Чудно́. Разве могут быть чародеи похожи на людей? Словно бы только случаем выпадает им по судьбе злая доля, как из корзины спелых яблок наугад достается червивое. Быть может, не все колдуны плохи. Быть может, они лишь рождаются со склонностью к чародейству. Быть может, если не принимать его злокозненной природы, еще можно спастись.

Травник решил держаться колдуньи, если Друг Змей с ней заговорит. Альдан надеялся, что тот рано или поздно покажет себя, ведь Лесёна была ему нужна.

А не рассказать ли Минту и Лесёне про Друга Змей? Но поверят ли? Тот же Минт был всерьез болен, но сопротивлялся лечению Альдана. Настои и мази лишь позволяли парню сохранять бодрый вид, но хворь будто ушла глубже, и чтобы разобраться с ней, нужно было понять ее природу.

А если они сбегут?

Тогда Дан утратит преимущество перед Другом Змей, случай спасти колдунью, а вместе с тем и надежду искупить свою вину.

Вдруг Альдан заметил, как из окна глядит голодным взором мертвый мельник. Взгляд неживого существа, как прилипшая к коже пиявка, холодно извивается, тянет соки. Лес не отпускал души, попавшие в его сети. Травник встал, заставил окна, сел на лавку под печью и вслушался в девичий лепет.

– Я просто хочу помочь тебе, – тихо сказал он. – И себе…

Колдовство Лесёны сегодня пахло ярче: спелым густым ароматом, совсем не тягостным, и влекло его помимо воли. Они были так похожи и одновременно разны! Недоля завела их обоих сюда, в край, где все живое медленно угасает под сенью проклятого леса. Но была еще причина, по которой он оставался подле чародейки всю ночь. Альдан чуял падший чад колдовского огня, и что-то внутри сводило сладостной тоскою.

Дан прикрыл глаза, и перед его мысленным взором потянулись иные края, иные берега, места, где бы он мог начать новую жизнь.

Защитить девушку от колдуна и проклятого леса – достойное искупление? Быть может, тогда обратит на него свой благословенный взор Единый, быть может, тогда сотрет гнетущие узы.

Альдан закрыл уши, чтоб не слышать колдовской шепот, а затем вскочил и вышел на улицу.

Туман льнул к крыльцу, завитками поднимался по резным столбикам, но, как только Альдан направился к колодцу, разошелся в стороны.

Травник быстро умылся и пошел в мельницу за снаряжением. Взял серп, ножи, широкую холщовую суму, светец, лопатку и направился в чащу.

В лесу было тихо, и эта тишина Альдану не нравилась.

В его суме лежали чародейские пластины, при каждом шаге бившие по бедру острыми краями, будто говоря: «Не твои мы, не твои, верни, верни нас обратно…»

Но Альдан упорно нес таблицы сквозь чащу, унося все дальше от девчонки, чью жизнь они еще не успели запятнать.

– Что ж, посмотрим, кто за вами явится, – молвил он и опустил загудевшие письмена на дно Вороньего Яра.

Ночной ветер прогулялся по деревьям. Огромные ступени будто вздохнули, почуяв чародейство, и Альдан спрятался в тени. Казалось, колодец ожил, и Друг Змей не мог этого не почуять.

Травник приник к земле, вжался в нее.

Еще издали Альдан признал сиплый, с резкими перекатами голос. Менай! Это Менай вел заунывную песню, в которой слышалось что-то о солнце.

Старик долго спускался, то и дело теряя нить песни, перемежая ее ворчанием, но когда подошел к таблицам, его вопль ликующе взлетел вверх.

Менай забрал себе проклятые чародейские таблицы.

– Вот ты себя и выдал, Друг Змей, – пробормотал Дан.

Оставалось придумать, как указать на него червенцам.

Одна проклятая душа взамен на другую, спасенную.

Достаточно ли Единому такого искупления?