Светлолесье

Все вышли, и я наспех переоделась. Рука сама потянулась к красной ленте, сиротливо болтавшейся на дне сумы. Ленточку еще в дороге вместе со святоборийской одеждой купил Минт – я-то даже не замечала ее до сегодняшнего дня, а тут вдруг отчего-то захотелось принарядится. Что за блажь?

Не сегодня, так завтра Фед обратится в человека, и мы покинем город, увозя с собой тревожные вести про Печать. Так зачем все это? Зачем?

Я яростно вплела ленту в косу. Вот глупая девка, едва унесла ноги от жрецов, а все туда же, лишь бы прихорашиваться да гулять! Лучше бы радовалась, что друг оправился от оборотневой раны, да о таблицах горевала. Все больше толку, чем красоваться перед… перед… неважно. Все это пустое.

Но сердце все равно радостно подпрыгнуло внутри, когда поняла, что травник идет на торжище вместе с нами. Когда я вышла, Минт, Яния и Дан по очереди скользнули по мне взглядами, и показалось, что Дан едва заметно улыбнулся. Яния тут же смущенно спросила о травах, растущих в лекарском огороде, а Минт сердито затеребил откуда-то взявшийся на его шее красный платок.

Земля перед домом была нещадно усталана опилками – ярким напоминанием вчерашнего вечера, и воитель прикрикнул на замешкавшуюся Янию, а потом даже отчитал меня за то, что потянулась погладить возвращавшего с ночной охоты Серого.

Мы спустились под пригорок за избой травника и по проторенной дорожке пошли мимо леса. Щиколотки обжигала молодая крапива, хитро извиваясь то тут, то там.

Неспроста бор имел недобрую славу. Яния рассказала, о чем судачили в Линдозере. Об увиденных в лесу всполохах света и о птицах с человеческими головами, которые предрекали путникам скорую погибель, и о том, как жители старались без нужды в него не заходить.

– Отчего же ты не боишься? – спросила я украдкой у Дана.

Травник чуть сдвинул брови, бросил на меня быстрый взгляд и отвел его в сторону.

– Меня не пугает то, что я вижу, – сказал он. – А слухи не всегда правдивы.

– А правдивы ли слухи про Вороний Яр?

На сей раз Альдан долго молчал, явно раздумывая, говорить ли вообще. Мафза рассказывала, что в Яру погиб ее жених. И не только…

– Червенцы казнили там ардонийского царя, а потом выжгли все селение. Вот что правда, – произнес травник, а Яния кивнула, тряхнув темными косами.

– Но почему Яр не отстроят заново? – недоуменно поинтересовался Минт, шагая позади Дана.

– Закон гласит, что люди не должны гнаться за утраченным. – Дан указал на лес. – Не стоит держать в голове день прошлый и день грядущий. Иначе человек уподобится суетливой птице.

Мы, не сговариваясь, обернулись в сторону леса, туда, где кружило над чащей воронье.

– Говорят, иван-чай называют огненной травой, потому что он растет на местах пожарищ, – нервно сказала Яния и с криком отпрянула в сторону. – Ай! Опять! Ах, это… крапива! Вот уж без чего мир бы прекрасно обошелся.

Она с досадой потерла ужаленное место и пошла дальше.

Я подняла сломанный стебель.

– Но что если… миру необходимо пламя?

– Ты о чем? – обернулся Минт.

– Да так, – отмахнулась я. – Мысли вслух.

Альдан искал глазами Меная. Теперь, когда старик себя выдал, оставалось лишь наблюдать. Его колдовство проявит себя, просто не может не проявить. Ведь когда вокруг столько искушений, силы зла точно попытаются что-нибудь спортить.

А искушений было и правда много.

В дни праздников город оживал, люди веселились, сбрасывали с лиц серую пелену страха и недоверия. Палатки купцов окрашивали Линдозеро в пестрое одеяние, горожане спешили меж рядов, с хохотом показывая друг другу на диковины, голосами сливаясь в единый гомон шумной людской реки. Некоторые линдозерцы неуклюже толклись возле прилавков, а те, что посмелее, уже хвастались перед знакомыми заморскими покупками. Мало кто останавливался, чтобы с подозрением спросить у Альдана, что он тут делает вместе с пришлыми, и еще меньше было девиц, осмелившихся говорить с ними: здесь девушки были под присмотром строгих родительских очей.

Неподалеку от мунны был сооружен помост. Над взбудораженной толпой разливалась песенка про царевну-бродяжку, причем далеко не самого пристойного содержания. Похоже, среди заезжих оказались весьма умелые скоморохи. Дан никогда прежде не слышал такой нахальной перепевки всем известной песни, но Лесёна и Минт, не сговариваясь, обрадованно двинулись к помосту.

– Ты только погляди на их маски! – Яния прыснула, показывая Дану на скоморохов. Дивиться было особо нечему: Дан бы тоже со стыда сгорел, распевая подобное во всеуслышание. Ничего удивительного, что похабники напялили на себя разрисованные да утыканные сухой соломой звериные личины. Но людям нравилось. Та же Лесёна все крутилась возле них, будто звучала невесть какая распрекрасная музыка!

– Я пойду осмотрюсь, – сказал Дан, поморщившись.

– Можно с тобой? – спросила Яния, пряча глаза.

Минт тоже следовал за травником, скорее всего из-за Янии. Все-таки первая городская красавица.

– Ночь Папоротника на носу, а я до сих пор без ленты, – бормотала девушка.