Светлые города

— О, — говорил он захлебываясь, низко-низко наклонясь к лицу Вики и как бы ее пугая, — значит, вам еще не известно, что в этом доме водятся привидения? (Его глаза смеялись.) Когда-то, очень давно, я был молод, я был хорош собой, мне было лет сорок, не больше, и я, понимаете, руководил театром. (Актрисы не из последних… Последних я не ангажировал в театр!) А в те давние времена этот дом не был, само собой разумеется, Домом архитекторов. Он был частной собственностью. И вот хозяин дома, грязный капиталист — а? — предупредил: «В моем доме водятся привидения. Хотите — снимайте, хотите — нет». Я обрадовался. Я, разумеется, захотел… Видите ли, иногда привидения бывают прелестны! (Несмешливая и вместе лукавая улыбка порхала у губ рассказчика.) Так вот! Я решил: привидения? Прекрасно.

— Не слушайте его! Товарищ Керд, пожалейте девушку, — сказал молодой архитектор, провожавший Петра Ильича и Вирлас. — О, это страшный человек, он любит пугать детей. Познакомьтесь: это наш известный искусствовед Алекс Керд.

— Не бойтесь испугать мою дочь, — улыбнувшись, сказал Петр Ильич. — Она дитя из «Кентервильского привидения». Сама запугает кого угодно. Ваш рассказ прелестен, но моя дочка — человек в высшей степени современный. Не тратьте на нее воображения и жара сердца. Девочка, как ни интересен ваш разговор, но пора двигаться. Мой коллега, товарищ Райк, любезно вызвался нам показать Таллин. Сейчас мы за ним заедем в Эстонпроект.

Вика, Зина и Петр Ильич вышли на улицу.

Искусствовед, однако, не отставал.

— Простите, пожалуйста, — тихо сказала Вирлас. — Я ничего не слышала. Вы, кажется, говорили о привидениях?

Они шли по улице Лай. Зной становился палящим. Таллинцы, не привыкшие к такой жаре, шагали по узким тротуарам, толкая друг друга локтями и забывая извиняться.

То и дело снимая фетровую измятую шляпу и раскланиваясь со знакомыми, Керд как бы дразнил Петра Ильича.

— О!.. Прекрасные дамы! А вы думали — так это просто?! Древний город и вдруг без единого приви-дения? А?

— У-у-ужас! — вздохнула Вирлас.

— Да полноте, — сказал Петр Ильич, — моя сотрудница человек впечатлительный. Она станет бояться ходить вечерами одна по улицам.

— Ничего. Она найдет себе спутника, — невозмутимо ответил искусствовед.

— А какие они, привидения?.. Ну, хоть приблизительно? — спросила Вика.

— У них полностью отсутствуют черты современности, — вздохнув и прикрывая глаза, ответил Керд. — Это с одной стороны… А с другой… Одним словом, это зависит от фантазии привидения… Иногда оно является в шпорах (он глянул на Вирлас), но чаще всего одевается со вкусом, но скромно: в простыни. После смерти, как и при жизни, люди, так сказать, ушиблены отсутствием воображения.

Зина и Вика остановились посредине мостовой.

— Папа! (Вика держала отца за руку.) Значит, если мы, например, умрем, мы тоже можем превратиться в привидения?

— Барышне такая опасность не грозит, — любезно ответил Керд. — Спортсмены, имеющие разряд, в привидения не превращаются.

— А откуда вы знаете, что у меня разряд?

— Интуиция.

— Ага!.. Поняла, — прищурившись, сказала Вика. — Привидение — это вы.

— Не скрою, дитя мое. Частично это именно так. Тот, кому не дано было полностью осуществиться, ну, скажем, в труде, в науке, в искусстве, в любви, тот становится оборотнем, превращается в привидение. Ибо жизнь у человека — одна. И не осуществить ее, не отдать себя полностью — грех. Не отдать себя полностью этой земле, прекрасной земле, цветущей земле…

— Да, да. В любви. Это очень верно, — мечтательно подхватила Зина.

— Тот, кто жил хорошо и щедро, — продолжал Керд, как бы не соизволя расслышать ее, — тот спокойно лежит в земле. Ну, а привидения, должно быть, это тени деревьев, домов, тени от старого фонаря.

— Что? — спросил Петр Ильич.

— Когда свет — они пропадают. Они ночные. И беспокойные. Но вашему отцу, любезная барышня, ему не грозит, как бы это… Он, пожалуй, не превратится в тень. Ибо так же, как вы, в высшей степени современен.

— Кто современен?! Папа?

— Вот именно. Ваш отец… Первый архитектор, приехавший на завод к Гроттэ, чтоб изучить процесс производства. Инициативен, молод. Такие люди, дитя мое, в привидения не превращаются.

Вика вздохнула.

— Ну уж если мой папа молод!.. Нет, дело не в этом. Он просто все угадывает наперед: во время войны — пошел в ополчение. Потом — раз-два! — попал в окружение. Потом — раз-два! — на передовую. Ну, а нынче профессия архитектора — самая что ни на есть современная… И папа — раз-два! — давным-давно уже архитектор! Это, не смейтесь, очень модно — быть архитектором. Все нынче только об архитектуре и говорят… Кто-то из наших ребят объявил, что каблук-гвоздик — выражение современной архитектуры. Да, так и сказал: «Посмотришь, мол, на женскую ступню — и похолодеешь… Архитектоника! Экая нагрузка падает на каблук!»

Керд искоса поглядел на Вику, потом — на Петра Ильича, взмахнул рукой и захохотал.

— Простите! — ворвалась Зина. — Мне помнится, вы сказали, что надо осуществиться еще и в любви?! Ведь так? Ужасно страшно! А вдруг Петр Ильич превратится в тень от старого фонаря?..