Раныд, поединок сильных. Битва четвертая.
Когда белые воины тронулись с места, Мар-ди услышал раздраженное:
– Неужели? Так ты мне не ответил: что же художника не послали в Раныд? Или слесаря. Диригенс беспомощно улыбнулся:
– Творческое поле есть и у слесарей?
– Еще бы! Только у всех разного размера.
– И чем оно больше… – начал догадываться Мар-ди.
– Тем человек могущественнее, – веско закончил Ланселот. – И то, что есть у тебя…
– Жалкие крохи, – Мар-ди так измучился, что не обращал внимания на то, что он беседует с противником почти как с другом. – Но разве это поле неизменно?
– Отчего же… Как и для мускулов есть специальные упражнения. Только вот стал бы ты развивать это поле, если бы знал о нем раньше?
Диригенс не смог сразу ответить на этот вопрос. Потом события жизни как кусочки мозаики сложились перед внутренним взором. Картина бытия предстала совсем другой, не такой, как он представлял себе до Раныда. Раньше он считал, что Бадиол-Джамал заметил его искренность и рвение, доложил об этом диригенсам. Его испытали и признали достойным звания минарса. Он ревностно служил, чтобы оправдать доверие, и его повысили в звании.
Ненужные вопросы, похожие на маленьких змеек-искусительниц, заползали в сознание: «Что именно рассказал наставник о нем?» И язвительные слова внутри – не Ланселота, нет, а словно какое-то существо, всегда жившее в нем, но которое он тщательно заставлял молчать, теперь обрело голос. Этот голос отвечал: «Может, Бадиол-Джамал рассказал, как ты любил сочинять сказки, когда тебе исполнилось всего семь лет? Как все дети в приюте затихали и готовы были разбить нос тому, кто нарушал торжественную тишину, мешал тебе рассказывать? Помнишь? Каждый вечер новая сказка, непохожая на предыдущие. С новыми героями, новыми приключениями. Даже такие статичные и постоянные герои как принцессы всегда были разными: то злыми и привередливыми, то похожими на добродетельных монашек. Что если тебя, Мар-ди, посвятили в минарсы потому, что у тебя очень сильное творческое поле?»
Как мог он успокоил себя: «Какое теперь это имеет значение? Меня использовали? Нет. Я хотел служить Свету. Я рад, что моя жизнь отдана этому служению».
– Я не жалею об утерянных возможностях, – провозгласил он вслух.
– Ты мог стать намного могущественнее, – не уступал коварный противник.
– Но я никогда не хотел этого! Быть Управителем – это большая ответственность. Если разобраться, нет ничего хуже, чем быть Управителем. Это противоречит законам природы и моральным принципам Света, – он торопился, будто убеждал сам себя.
А воображение настойчиво рисовало другие образы: он – на месте Ланселота. «Если бы я создал мир… Я бы устроил его иначе. Не так как другие Управители. Не так как в моем родном мире, где однажды восстали мертвецы и практически полностью уничтожили все живое. Я создал бы мир намного прекрасней. Я бы не позволил нечисти жить там. Я создал бы мир Света и радости. Всеобщего счастья. А если бы кто-то только попытался…», – он еще не закончил мысль, а ужас уже объял его. Впервые необыкновенно отчетливо он осознал, что все их потуги против Управителей – бессмысленны и бесполезны. Творцы такого уровня как Ланселот настолько выше их, минарсов и диригенсов, как… как… Как ареопагит выше своих подчиненных.
Эта идея окончательно выбила его из колеи. А кто такой ареопагит? Он всегда воспринимал как должное, что он руководит орденом Света, всегда знает, где и что происходит, куда надо направить силы, что именно надо сделать, чтобы завоевать очередной мир… Но никогда диригенс не пытался определить, кто же он – их Светлый руководитель.
Ареопагит может менять внешность. Он может вливать силу и лишать жизни одним прикосновением – диригенс при таком присутствовал. Он настолько велик… насколько Ланселот выше и сильнее его, Мар-ди. Так может он… Управитель?
«Нет, не может быть», – Мар-ди тряхнул головой. Все закружилось. На секунду он подумал, что упадет на поле. Над ухом вновь загрохотал злобный голос:
– Ты играешь или сдаешься без боя?
Черные рыцари беспрестанно атаковали. Прошло то время, когда они прикрывали переход каждого собрата. Теперь только вперед. Черные кони рвут удила и, кажется, готовы укусить белых, медленно проходящих мимо. У белого войска, как и у Мар-ди не хватало сил сопротивляться такому натиску.
Он все же бросил зар. Желтые солнца лениво качнулись, и уставились на него множеством багровых зрачков. Ду-бещ. Неплохо. Он чуть шевельнул пальцем, и два рыцаря в белых плащах неспешно тронулись с места.
Тут же зар взлетел мощно, сильно, красиво – это метнул Ланселот. Се-бай-ду. Зар невелик, но рыцари сорвались с места так же стремительно, как до этого бриллианты.