Светлый импульс

Наверное, во всех мирах подростки слоны к глупостям, агрессии, экспериментам. Они всегда хотят проверить границы допустимого, всегда считают себя невероятно везучими, достойными всего самого лучшего, и главное, бессмертными. Об этом я думаю, когда смотрю на группу одноклассников, собравшихся на крыше пляжного магазинчика. Сначала они просто стоят на краю, курят, орут вниз всякие непотребства, а затем шутки ради, самый рисковый из них, подговаривает остальных раскачать его и скинуть далеко в сторону, чтобы как раз долететь до кромки воды. Моя интуиция громко пищит, что это очень плохая идея – глубина озера неравномерная, Магистры при его создании пытались учесть естественный рельеф, который свойственен Земной природе. Когда они сообразили, что естественность не всегда удобна и логически обоснованна, было поздно. До исправлений в проекте озера дело пока не дошло, хотя разговоры об этом идут уже не первый год.

Рядом никого нет, все взрослые сегодня заняты подготовкой к празднику. Магазинчик этот уже давно закрыт – как-то не пошла торговля сладостями на жарком пляже. Даже если я выберусь из своего укрытия, пробегу пару километров до оживлённого парка и попытаюсь позвать кого-то из охраны, то вернусь лишь тогда, когда парня уже скинут в воду, и его переломанный труп будут обгладывать специально заселенные в пруд каракатицы, как раз предназначенные для очистки воды от органических отходов.

Я знаю, что один только мой вид отвлечёт их, поэтому выбираюсь из кустов, где валялся с планшеткой. Наверное, спустя минуту я раз пожалею о своём решении, но всё же не могу поступить иначе. Я на своей шкуре знаю, как иногда меняют судьбы простые несчастные случаи, неловкие стечения обстоятельств.

– Кто это здесь? – их гогот сразу же оправдывает мои ожидания, – неужели сюда посмело явиться такое жалкое шармито?

Я кусаю щёки изнутри и морщусь. Шармито – жалкое существо, недостойное существования, не способное производить хоть сколько-нибудь осознанные действия и не приносящее никакой пользы. Но, правда в том, что никто из них ничего полезного тоже не сделал. Они такие же, как я, но смеют отрицать это, искренне считая, что возвышаются надо мной не только десятиметровой высотой здания, но и интеллектом, красотой и везением.

Я молчу и лишь нервно приподнимаю плечи и передёргиваюсь. Как обычно, я мысленно уговариваю себя «быть умнее» и не реагировать. Но умным себя почему-то не чувствую.

– Он что, следил за нами? Вот же мерзость! – кричит кто-то из них, так громко, что голос разносится по всему пляжу.

– Он вообще умеет говорить? – зло интересуется у друзей Исанни, блондин из параллельной группы.

– Вчера его вызывали с докладом, он пытался что-то промямлить, тихо и неразборчиво, я ничего не поняла, – звонко объясняет единственная в их компании девушка, и по совместительству бывшая моя подруга.

В младших классах мы с ней сидели рядом, всегда выбирали друг друга в пару во время лабораторных работ, проводили вместе время, играли у меня дома в компьютерной симуляции, ну и всё такое прочее. Однако сейчас, когда мы стали взрослее, она отдалилась от меня, и ведёт себя уже не как близкая подруга, а как хорошая знакомая. Но здесь я не удивлён. Разумеется, ей интереснее с другими ребятами. Ей уже не хочется носиться со мной по парку, собирая в банку жуков и пестуя амбициозную мечту по постройке жучиной фермы. Ей хочется общаться, ходить на свидания, в театр и кино, устраивать вечеринки. А я – существо асоциальное, и со мной неинтересно, трудно и бесперспективно. По сути, мне до сих пор интересно мотаться по парку, правда, уже не ради собирания жуков, а ради простого молчаливого созерцания.

Она влюблённым взглядом смотрит на Исанни, и явно мечтает во всём ему угодить. Видя этот взгляд, я сразу ей всё прощаю. Любовь – страшная штука, ей нельзя приказать пойти вон. Эта чёртова любовь управляет поступками человека, меняет его, и часто таким вот образом заставляет забыть о самоуважении, пресмыкаться, подлизываться и терять свою личность.

– Что оно здесь делает? Какого чёрта пряталось и подглядывало за нами? Оно извращённое, тупое или безумное? – брезгливо продолжает издеваться компашка, действительно, забыв про намерение сбросить Киртиса с крыши.

Мне не привыкать – моё-то самоуважение давно сдохло в корчах и мучениях, и чтобы не нюхать нестерпимую вонь от его протухших останков, пришлось закопать их на задворках подсознания и забыть. И даже пресловутой любви не понадобилось для таких печальных изменений в личности.

– А ну иди сюда, – свистит мне сверху один из парней.

Отступать поздно, да и трусливо, но я всё же делаю несколько шагов назад, затем поворачиваюсь спиной, пытаясь сделать вид, что не слышал или не обратил внимания на эти слова. Конечно, этой жалкой попыткой не обмануть ни их, ни даже себя. Но поступить иначе – сложно. Страх, обида, ненависть к себе сдавливают шею, мешая дышать.

Но ребята уже раззадорили друг друга и не намерены так просто отпустить беспомощную, пусть и не очень интересную жертву.