Светлый путь в никуда

– Ну, виновата. Но интересно же. Мне страх как интересно было, что он вам расскажет. И потом, ведь Анаис убили… Пусть и не подруга она мне, но… я от нее ничего, кроме добра, не видела. Она нормальная девчонка была, добрая. Пусть и дурочка влюбленная.

– А он что, нам неправду сказал?

– Он вам вот столько сказал, – Нелли жестом показала пальцами «чуть-чуть». – А про самое-то интересное умолчал.

– А что самое интересное? – Катя ощутила, что она тоже… вся захвачена предстоящими сведениями о нем.

– Знаете, как его тут у нас за глаза называют? – спросила Нелли. – Черный Лебедь.

– Черный Лебедь? – переспросил Гущин.

– Ага. И со всеми смыслами. Видели, какой он? У нас тут каждая вторая и из персонала, и из клиенток всех возрастов готовы… он лишь бровью поведет, они все рады на шее у него моментально повиснуть. Я сама… что лукавить… У меня только парень есть постоянный, мы живем, так что… Но и я бы не устояла, если бы он только намекнул. И никто бы не устоял, если бы он захотел. Любая бы с радостью. Но он здесь ни с кем никогда, понимаете? Никогда ничего не было. Он чувства хозяйки Аллы щадил. Может, у него на стороне баб вагон – так оно и есть, наверное, но здесь, в клубе, никогда раньше. Алла его бешено ревнует. Ей же за шестьдесят, ему сорок. У нас тут болтали…

Нелли облизнула губы, словно сладкого чего-то вкусила. Катя подумала, что патологические адские сплетницы – находка для полиции.

– У нас болтали, что она денег уйму заплатила, ну, чтобы ребенка как-то… якобы у нее где-то в Италии в клинике яйцеклетки… ну, чтобы они с Германом ребенка. Это в ее-то возрасте. Баба с катушек слетела. И он ее, наверное, щадил. Может, даже и жениться планировал. Она же так богата. Но все это было до, понимаете?

– До чего? – спросил Гущин.

– До той поножовщины. До их дуэли с Титовым из-за нее. – Нелли округлила глаза и перешла на шепот: – Она-то, Анаис, конечно, поплыла. Влюбилась в него насмерть. Но и он тоже…

– Что он? – Катя уже умирала от любопытства.

– Черный Лебедь-то наш. Тоже поплыл.

– То есть? Что вы хотите этим сказать, Нелли?

– А то, что он… это самое… Я думаю, это все потому, что он ее сиськи голые увидел в такой ситуации. Ну, когда с нее все сползло, и она стояла перед ними… перед охраной – сама беззащитность, сама невинность. У мужиков же ничего не поймешь порой. Они и сами не знают – всю жизнь уверяют себя, что им нравятся лярвы худые, красотки-модели, а потом бац… Взял и на пышке женился. Ну, как Шон Бин – хозяин Винтерфелла. Я говорю вам – он, Герман… его самого как током в той ситуации шарахнуло. Ее сиськи, соски торчком. Вообще все – и то, что он защитил ее и что ранили его из-за нее. Кровь же ручьем у него текла. И она смотрела на него так, словно умереть за него готова. А мужики сорокалетние… я где-то читала… они в принципе не могут устоять, если девчонка моложе на двадцать лет и влюблена в них сильно. Он и не устоял.

– Это ваши догадки? – уточнил Гущин. – Умозаключения? Или есть что-то конкретное? Факты?

Нелли ухмыльнулась накрашенным ртом Коломбины.

– Я их видела. И слышала. И это произошло не сразу. Неделя примерно прошла. И он неправду вам сказал – Анаис больше в зал исторического фехтования, где он саблей махал, не приходила. Она до той стадии дошла в этой истории, когда предмет обожания уже избегают, потому что… сил уже нет. Поклоняются издали. Молча. Как божеству. А вот он… он стал приходить туда, где она занималась. Я его видела – стоит на галерее и вниз смотрит. А они там в йоге все. Или в зал для танцев тоже зайдет. Словно дела какие-то. Ну а потом… это произошло. Это самое. На моих глазах.

– Вы что, за ними подглядывали? – спросила Катя.

– За Анаис бы не стала. Смех один. Но за ним… Черный Лебедь… он всех нас тут интересует. Я не удержалась. Это случилось там, – Нелли махнула рукой в темноту. – Она пришла на конюшни. Она ездить верхом пыталась. Ей самую спокойную конягу нашли, старого пони. Такая милота, хохма. Она стояла, ждала, пока его оседлают и выведут в падок.

Герман Лебедев подошел к ней сзади.

– Здравствуй, Анаис.

Она оглянулась. Ее лицо моментально вспыхнуло.

– Жарко было опять в тот день, – рассказывала Нелли. – А он как и сейчас – люди в черном. Он всегда в черном костюме. Или в этом своем белом колете для фехтования. Знает, что ему это чертовски идет. Но там, у конюшен, он был без пиджака – только белая рубашка и жилет от тройки. Анаис в костюме для верховой езды вся взмокла, раскраснелась.

– Здравствуйте.

– У тебя тут занятия?

– Да.

– Я не помешаю?

– Нет. Я… я давно хотела вам сказать…

– Что? – Он улыбнулся ей.

– Я хотела поблагодарить вас. За то, что вы…

– Да ну, брось. Какие благодарности. И вообще глупо получилось. Такой театр абсурда.

– Абсурда? – ее голос упал.

– Он глупый мальчишка, этот твой жених.

– Он мне не жених. Мы никогда с ним… я никогда… ничего не было!

– Забудь, Анаис, – он смотрел на нее с высоты своего роста.

– Нет, не могу, – она подняла голову. – Он вас сильно порезал?

– Ерунда.

– Он вас ранил.

– Затянулось все уже.

– Не могло так быстро зажить. Ножевая рана.