Светлый путь в никуда

– Ну да. Тогда ведь дезертиры из части сбежали! Это в городе знали, и в больнице у нас знали, потому что всех предупредили. Осторожно, мол, они же с оружием. Только у этого, кто в дом к генералу ночью залез, не было автомата, он топором их убил. Военные при мне все топор в доме искали. Не нашли. Там все было перевернуто в доме, мебель опрокинута, вещи валялись. Видно, этот тип ценности искал, деньги. Грабить ведь залез их. А в дом он проник через подвал – мастерскую-прачечную, так военные говорили. Там окно подвальное было вдребезги и дверь сорвана с петель, косяки даже выбиты, когда он из подвала в дом ворвался. А генерала-то и его жену прямо в спальне он порешил. Ну, они там, видно, после супружеских дел заснули. И амбре там стояло… алкоголь, генерал, видно, выпил крепко, прежде чем молодую жену в постели ублажить. Как только стало ясно, что с ними все – нас, врачей, военные сразу оттуда попросили. Оно и понятно, это же убийство, там следователи примчались военные, эксперты, командование. А мы на «Скорой» поехали назад в больницу.

Катя слушала очень внимательно. Дезертир… ограбление… убийство семьи… Тогда здесь, в Истре, тоже было убийство семьи в доме… Сбежавший дезертир… Топор… рубленые раны…

Она вспомнила сестру Изиду – Лидию Гобзеву в больнице, как та цеплялась за ее руку в горячке и бредила что-то про… топор!

О том, что сестра Горгона и Виктория упоминали топор, вернувшись к костру, после того как снова переправились через Истру с того берега, где генеральские дачи. А затем Лидия в наркотическом бреду увидела в руках у Горгоны топор, когда та подошла к чур- баку и…

КРОЛИКИ…

Беззащитные жертвы…

Топор…

Убийство семьи в доме…

Горгона и Виктория Первомайская… голые, пьяные, ошалевшие от жертвенной крови… накачанные наркотиками…

Чего еще мы не знаем о них?

Дело снова поворачивалось неожиданной и невиданной стороной!

– Только до больницы мы в ту ночь так и не доехали, – сказала вдруг Зоя Петровна.

– Вас опять туда вызвали, да? – подсказал Осипов. – Снова на большие дачи?

– Не на дачи, а к реке. Там недалеко от этого генеральского дома, лесом метров сто. Мы еле проехали там, нам военные дорогу показывали. Они его там нашли, когда окрестности начали вокруг дома прочесывать.

– Кого? – спросила Катя. – Дезертира? Они его ранили в перестрелке?

– Да нет же, не дезертира! А сына генерала. Молодой совсем, лет шестнадцати, не больше. Видно, он из дома вырвался, хотел убежать, а этот зверь его догнал там. Он лежал на берегу в воде на мелководье. Мы бросились к нему с фельдшером. Я думала, он тоже… как и отец его… Мертвый. На нем живого места не было, весь избитый, в крови. Такая рана у него была страшная глубокая на боку. Топором его изрубили, как деревце молодое под корень. Но у него пульс еще теплился! Мы его сразу в «Скорую» и повезли. Я с ним сидела. Все кровь пыталась остановить. Тампоны сразу промокали насквозь. Там такая была катастрофическая кровопотеря. Такая рана… и еще были раны, но не такие глубокие, а эта почти смертельная. Такой красивый он был… белый, как мрамор… как статуя греческого бога… Я все, все делала, чтобы довезти его, но понимала – мы не успеем. Он умирал у меня на руках. И умер.

Катя слушала ее. И пока гнала от себя все мысли, все, все…

Умер…

– Он умер, – повторила Зоя Петровна. – Мы уже к приемному покою подъехали. Асистолия сердца… и пульс… он не бился.

Она провела устало ладонью по лицу.

– Все бы и закончилось там, у приемного покоя. Если бы не мой муж.

– Ваш муж? – Катя встрепенулась.

– Он дежурил в реанимации сутки. Смена его уже кончалась. Но он прибежал, заорал на меня – давай его скорей к нам, что застыла, рано горевать! Он его забрал в реанимацию, этого юношу. И он… он сделал невозможное. Он его реанимировал. Клиническая смерть… и там срок был… девять минут! Это почти предел, а возможно, у нас даже было больше, я ведь растерялась в приемном покое – еще минуты полторы… Но там было и другое тогда – сильная гипотермия всего организма.

– Гипотермия?

– Он же в воде лежал долго с такой раной. Пусть и лето было, но все равно, это же холодная вода, река. Это его спасло – гипотермия и низкое кровяное давление. И мой муж… он такой был человек… Он сделал все как врач, как реаниматолог, понимаете? В такой патовой ситуации – когда уже девять минут клинической смерти. Ему уже про гипоксию мозга коллеги, мол, все, отступись от него… А он не отступился. И он его вернул к жизни. Этого израненного юношу. Его оперировали срочно.

– А как его звали? – спросила Катя.

– Я не знаю… то есть я… я так эту ночь пережила в себе, что… может, и помнила имя, да забыла. Я лишь его образ помню, как он умирал у меня на руках.

Катя молчала.