Светлый путь в никуда

Глава 35 По секрету с того света

Полковник Гущин остановился у дома Первомайских. Проверил звонки и сообщения в телефоне. Перед тем как ехать в «Светлый путь», он проделал то же самое.

Прав был кореш Миша Розенталь – Гущин знал, что никогда бы не признался в этом. Не сказал этого вслух. Что он ждет ее звонка или смс…

Что Катя объявится сама, как обычно, заполошно позвонит – «Знаете, о чем я тут подумала?», «А не могло ли все быть вот так…». И Гущин даже не сомневался – он примет все это, и они начнут обсуждать, спорить, не соглашаться друг с другом, искать пути…

Как прежде… В других делах, в других расследованиях…

Но только не в этом.

Этот случай иного сорта…

Дом Первомайских глядел на него всеми своими окнами с усмешкой. Если старые дома, видевшие так много всего, умеют издеваться, то вся эта замшелая рухлядь, покрытая, словно коростой, модным сайдингом, сейчас издевалась втихомолку. И ждала…

Все было открыто – и калитка, и входная дверь.

Гущин вернулся туда, откуда его недавно выгнали с таким гневом и такой злостью.

Светлана Титова возилась в передней. Паковала вещи в большие сумки. Она разогнулась и уставилась на полковника Гущина не мигая. Из кухни появилась со стаканом молока в руках Эсфирь. Глянула на него и тоже молча, не говоря ни единого слова, пошла в кабинет. Скользила, как тень.

Гущин устремился за ней. Светлана Титова за ним.

В кабинете они хранили гробовое молчание. И смотрели на него – обе. Тоже ждали.

– Я прошу у вас прощения за смерть вашего сына, – Гущин повернулся к Титовой. – Он был невиновен в убийствах. И это целиком моя вина в том, что он погиб.

Светлана Титова ничего не сказала в ответ.

– Дом завтра опечатают и закроют, – скрипучим голосом объявила Эсфирь. – Завтра я передам все комиссии из министерства культуры и сотрудникам Литературного музея. И эта глава книги нашей жизни закончится.

– Нет, Эсфирь Яковлевна. Все может закончиться лишь тогда, когда станет известно имя убийцы.

– А вы знаете это имя, полковник?

Она стояла выпрямившись. Худая, старая, в глубоком трауре. Стояла под портретом Клавдии Первомайской у ее письменного стола, на котором лежали стопки толстых тетрадей, какие-то коробки, книги.

– Возможно, знаю.

– И кто это?

– У меня нет против вас доказательств, Эсфирь Яковлевна.

Она обернулась к Светлане Титовой:

– Слышишь, Света, он считает, что это я. Что это я их всех убила.

Светлана сделала шаг назад к двери и оказалась за спиной Гущина. А он посчитал ниже своего достоинства оборачиваться и смотреть, есть ли опять в ее руках что-то острое – ножницы, вязальная спица… Он мужик, полковник полиции, с пистолетом… И эти двое – восьмидесятилетняя старуха и обезумевшая от горя осиротевшая мать.

Драться с ними? Здесь?

– Он так считает. И, наверное, думает, что прав, – Эсфирь говорила тихо. – Света, а он ведь пытается вбить клин между нами – таким вот способом. Такой психологический оперативный прием. Их этому учат в их полицейских академиях. Клин. Чтобы и ты тоже обвинила меня.

– Я никогда, Эсфирь Яковлевна, – твердо ответила Светлана Титова. – Да что он понимает? Бесполезно объяснять ему – у него нет сердца.

– Мне так Клавдия говорила про своего из «Крестов». Все было – и стать, и ум, и член, и характер, и сила. Только вот не было сердца.

Гущин слушал их. Этих двоих.

– И души, – произнесла Эсфирь Яковлевна. – Говоришь, бессмысленно что-то ему объяснять. Но я все же попробую. Как думаешь, Света, сделать мне такую попытку?

– Как хотите. Только это бесполезно.

– А если попытаться ради нашего Вани? Ради нашего мальчика дорогого?

– Тогда да.

– Полковник, ответьте мне, почему вам так хочется, чтобы убийцей оказалась именно я? – спросила Эсфирь.

– Потому, что я так думаю. И не имею при этом прямых доказательств, чтобы вас арестовать.