А в Москве Вельяминовы схватились с Алексеем Хвостом, рвущимся к власти тысяцкого, обещая князю Ивану, в случае своего успеха, отобрать у вдовы Симеона Гордого данные ей по завещанию Коломну и Можай. И добился, и стал тысяцким на Москве, обрушив создававшееся три четверти столетия вельяминовское устроение власти и тем взбаламутив посад, где теперь все разделились на приверженцев Хвоста и сторонников Вельяминовых. Доходило до драк и убийства. А тут ещё пожар, порушивший Кремник, и опустошённая казна - и всё это явилось и навалилось враз на плечи митрополита.
Требовалось срочно ехать в Орду, где дело решилось всё-таки в пользу Ивана Иваныча, потому что Джанибек захотел услужить покойному Симеону.
Затем потребовалось закрепить перемирный ряд с Константином Васильичем, чтобы не вызвать войны.
Требовалось при этом восстановить Кремник, на что Алексию удалось получить серебро и помощь у московских бояр.
А там подступали переговоры с Великим Новгородом, с которым тоже не приходилось нынче ратиться.
А там начинала всё больше тревожить судьба западных епархий, оторванных от Владимирского митрополичьего престола...
За этими заботами Алексию не часто удавалось помыслить об обители
Слухи о возвращении митрополита достигли обители
Глава 4
Со времени поставления Сергия в игумены минуло около года. Уже высилась на склоне холма новая церковь под чешуйчатой, из осиновой драни, кровлей, взметнувшая свои главы выше лесных вершин, вширь небесного окоёма. И уже прояснела для многих властность нового игумена, ибо Сергий взял себе за правило иногда по вечерам, особенно в воскресные дни, обходить кельи, и там, где слышал смех или какое иное бесстудство, постукивал тростью по оконнице, назавтра же вызывал провинившегося к себе, будто для беседы. Но горе было тем, кто не винился сразу, пытаясь скрыть от старца вину своих вечерних развлечений.
И уже переписыванием книг, изготовлением дощатых, обтянутых кожей переплётов, книжной украсой, и даже писанием икон, так же как и различным хозяйственным рукомеслом, начала всё больше прославляться новая московская обитель. И всё это приходило как бы само, и многим даже казалось порой, что не будь догляда Сергия, и монастырская жизнь и труды выиграли бы в размахе и качестве. Да и Сергий кое-кому казался недалёким, "неписьменным", упёртым в хозяйственные дела человеком, во всём уступающим Стефану. И эти догляды Сергия, и те беседы, которые он вёл с провинившимися, кое-кого приводили в бешенство. Есть люди, которые в упор не способны увидеть величия личности, им нужны отстояние, постамент, регалии, слава. А Сергий был далёк от этой земной тщеты. Его это не интересовало.
Сергий ведал об этом ропоте, и продолжал наряжать на работы, отрывая от переписывания книг ради заготовки леса и дров, овощей и прочих крестьянских трудов, которые не желал передавать трудникам, по обету работающим на братию монастыря. И никакие речи, никакие примеры из жизни афонских монастырей не действовали на него. Он даже не спорил, но делал столько, успевая и ёкать свечи, и печь просфоры, и шить, и тачать сапоги, и плести короба и лапти, и валить лес, и рубить кельи, и резать утварь, и копать огород, и чистить двор, и носить воду, и убирать в церкви - и всё с такой охотой и тщанием, что, глядя на игумена, и всякий брат тянулся к трудам, а лодыри обители не задерживались в.
Одно лишь послабление совершил он для братии этим летом, послушавшись многолетних настояний и просьб, - извёл воду для монастыря, найдя источник в нескольких шагах от храма.
Прошёл дождь, и Сергий отправился с одним из братьев осматривать ямы в лесу. В одной из них, примеченной им заранее, дождевая вода обычно стояла, не уходя в почву. Ели, оставленные им рядом с обителью, осеняли впадину, поросшую мхом. Копать следовало здесь! Он воткнул заступ в землю и, осенив себя крестным знамением, опустился на колени в мох.
-