В этот день, поутру, Бонелли счел своим долгом предупредить Вока, что графине осталось жить несколько часов. Хотя можно было бы заранее предвидеть грустный исход, тем не менее, весть о неизбежной, наступавшей развязке поразила Вока, как громом, и он не в силах был сдержать порыв своего горя. Но эта слабость была мимолетная: он тотчас же убедил себя, что его обязанность – не смущать последние минуты умирающей, а наоборот, окружить ее всевозможным вниманием и покоем. Тут он невольно подумал о Иерониме и упросил Светомира устроить его приход, какою бы то ни было ценой.
Затем он сел у изголовья Ружены, решив не покидать ее ни на минуту до самого конца.
После глубокого, тяжелого сна, молодая графиня проснулась страшно слабой. К этой слабости присоединилось затем странное, тягостное, еще не испытанное ощущение. Холодный ток пробегал по жилам и заставлял ее дрожать. Ружене казалось, что во всем ее существе что-то рвалось; минутами она словно освобождалась от тела и тогда черная завеса затмевала ей взор.
– „Приближается смерть”, – тоскливо подумала она.
Ружена собралась рассказать Воку то, что чувствовала, но встретив боязливый, отчаянный взгляд мужа, не решилась открыть правды. Она закрыла глаза и стала молиться, прося Господа облегчить ей предстоящий тяжелый переход и всей душой призывая дорогого отца и высокочтимого друга – Гуса, прийти встретить ее на пороге неведомого, страшного мира…
Молитва вернула ей спокойствие, и остаток дня прошел без особых осложнений. Но, когда настала ночь, все возраставшая тревога овладела Руженой и она заметалась в постели.
Анна и Вок с трепетом следили за страдальческим выражением почти прозрачного лица больной и за беспокойными движениями ручек по одеялу.
Около половины двенадцатого это тревожное состояние усилилось.
– Поднимите меня. Я задыхаюсь в постели, – пробормотала она, пробуя привстать.
Анна тотчас же принесла широкий, шелковый, ночной наряд, который надела на нее; Вок взял ее на руки, как ребенка, снес в кресло и обложил подушками, а Иитка укутала Ружену.
– Хорошо ли тебе, дорогая? – спросил Вок, опускаясь на колени перед ней и поддерживая жену, голова которой бессильно склонилась к нему на плечо.
– Да, – слабо ответила Ружена. – А где же Светомир? Отчего он сегодня не пришел? Позови его… да и Броду также… Я хочу всех видеть и со всеми проститься.
– Светомир сейчас будет здесь и, может быть, даже приведет еще кое-кого, которому ты очень обрадуешься. Пойдите, милая Анна, и прикажите, чтобы Брода тотчас же шел сюда, как только прибудет Крыжанов со своим спутником.
Глаза Ружены радостно заблестели и, то и дело, взглядывали на входную дверь. Ждать ей пришлось недолго: не прошло и десяти минут, как в соседней комнате раздались шаги и вошла Анна, а следом за ней Иероним, Светомир и Брода.
В помещении Броды Иероним окончательно привел в порядок свой наружный вид, и бледное, истощенное лицо его выглядело еще более страдальческим. Войдя в комнату, он остановился у притолоки, пораженный: такой страшной перемены в Ружене он вообразить себе не мог, и слова не шли у него с языка. Быстро оправившись, он подошел к больной, преклонил колена, и молча прижал к губам ее худую, бледную ручку.
Ружена тоже испуганно смотрела на него.
– Боже мой! Как вы, должно быть, настрадались, мистр Иероним, – прошептала она. – Но что делать! А я очень рада увидать вас в последний раз.
Почувствовав его слезы на своей руке, она тихо высвободила ее и ласково провела по его склоненной голове.
– Не плачьте, Иероним! Горе Вока и ваше делают мне смерть тяжелее и отнимают посланную Богом великую радость – собрать вокруг себя всех, кто мне дорог…
Упадок сил не дал ей договорить, и она закрыла глаза. Вок и Иероним вскрикнули в один голос; услышав этот крик, Ружена усилием воли поборола бессилие и выпрямилась.
– Это ничего! Маленькая слабость и все прошло, – точно извиняясь, прошептала она. – Подойдите ближе ко мне… Анна, Светомир, Брода, я хочу с вами проститься.
Поддерживаемая Воком и Иеронимом, она обняла своих друзей детства и поблагодарила Броду за его неизменную, самоотверженную преданность.
Потом она поцеловала в лоб Иеронима, и долгим прощальным взором, с любовью смотрела на него. Вок судорожно прижал ее к своей груди и, не будучи в состоянии сдерживаться долее, осыпал поцелуями и залил горючими слезами лицо жены. Мужество окончательно покинуло Ружену, и она с глухими рыданьями замертво поникла на руки мужа.
Граф вздрогнул и боязливо прислушался, дышит она или нет. Но вдруг Ружена выпрямилась и встала; широко раскрытые глаза ее, устремленные в пространство, смотрели восторженно и радостно. Вок невольно повернул голову в сторону, куда глядела Ружена, и замер в изумлении…
В глубине комнаты, озаренный широким кольцом ослепительного, голубоватого света, стоял… Ян Гус. Одет он был как в день своей казни, но вместо черного, теперь на нем было белоснежное одеяние, искрившееся вокруг и по складкам. Помолодевшее, дивно прекрасное лицо его дышало покоем; его лучистые, глубокие глаза с бесконечной нежностью смотрели на Ружену.