Светочи Тьмы

Артём ткнулся лицом в землю, скорчился от боли. Когда боль только-только начала отступать, его ударили снова. Второй удар был еще сильнее, еще больнее. Артём закричал. Сквозь кровавую пелену к нему прорывалось кокетливое хихиканье Галки и яростное шипение, в котором он не сразу признал голос Славика.

– Ну готовься, скрипач! Сам нарвался!

Артём был готов к боли, он даже попробовал сгруппироваться. Но удар каблуком тяжелого берца пришелся не в живот, а по руке. Сначала по одной… Потом по другой… Сначала один раз… Потом другой…

Он не чувствовал боли – вместо нее он слышал хруст, словно бы ломались сухие ветки. Одна за другой… Раз за разом… А тяжелый ботинок продолжал подыматься и опускаться, кроша его кости. А хруст пытался заглушить полный ярости и сумасшествия вопль.

– Вот тебе, скрипач! Вот тебе и мелкая, и скрипка! Получай!

Боль прокралась в тот самый момент, когда от Артёма начало ускользать сознаний. В тот самый момент, когда его подхватили с двух сторон под мышки и поволокли, а потом швырнули, истерзанного и изломанного, не на землю, а в костер. Ладонями в костер…

Та боль на мгновение выдернула его из небытия, включила на максимум все инстинкты.

– …Славик, кажется, мы это… снова перестарались.

Блеющий голос Седого заглушал истошный визг Галки. Кажется, Галка тоже считала, что они перестарались. И только Славик Горисветов был уверен, что все сделал правильно.

Боль рвала в клочья теперь не только раздробленные кости, но и обожженную кожу. К едкому запаху Галкиных духов добавился тошнотворный запах горелой плоти, его плоти, а в мозг словно острым буравчиком вкручивалось яростное шипение:

– Если откроешь пасть, следующей будет она. Уяснил? Отвечай!

Артём ничего не ответил. Не потому, что не захотел, а потому, что наконец-то потерял сознание…

А дальше было то, что тогда еще Артем, а очень скоро Фрост прокручивал в памяти раз за разом. Его нашли, отвезли в больницу. Он спрашивал про Мирославу. Ему сказали, что с ней все в порядке. Настолько в порядке, что она так никого и не позвала на помощь, позволила ему гореть заживо, позволила его планам и будущему разбиться вдребезги. Она была настолько в порядке, что ни разу не навестила его в больнице. Она была настолько в порядке, что спустя десяток лет начала встречаться с его злейшим врагом. А он-то наивный дурак считал, что враг у них общий…

* * *

Огонь двигался быстро, но Мирославе все равно казалось, что медленно. Словно зачарованная, она наблюдала за тем, как сине-белая светящаяся лента, извиваясь, ползет по полу, на пути сжирая лужицы бензина, вбирая их в себя, делаясь все сильнее, все опаснее. Следующей станет она – Мирослава. Огненная лента сначала лизнет толстую подошву ее кроссовок. Кроссовки ей не понравятся, и она перекинется на джинсы, скользнет вверх, к выпроставшейся из-за пояса футболке, к открытой и беззащитной коже.

Это был такой чистый, такой кристальный ужас, что Мирослава закричала, задергалась на своей металлической привязи, словно могла хоть что-то с ней сделать. Не могла! И в этом был весь ужас происходящего – вот в этой обреченности и беспомощности. Она будет умирать, сидя на привязи, на радость ненавистному Славику, на глазах у Фроста…

Фрост не стал ждать. Он двигался быстрее огненной ленты. Или одновременно с ней. Затянутыми в перчатки руками он сбивал пламя с ее кроссовок и штанин. Боли Мирослава не чувствовала. Может быть, боли еще не было, а может, шок притупил чувства. Сейчас она чувствовала только одно – грубые и резкие прикосновения затянутых в перчатки рук. Видела, как сморщивается и корёжится от жара черная кожа. Надолго не хватит ни перчаток, ни Фроста, ни ее…

– Уходи! – закричала она. – Уходи, Тёмочка!

– Мы это уже проходили, Мира! – В его голосе была отчаянная злость. Смахнув с ее колена язык пламени, он принялся с остервенением дергать цепь наручников. – Где ключ?! – крикнул, обернувшись через плечо. – Дай мне ключ!

Славик стоял у ограждения, в его широко открытых глазах плясали языки пламени. А в клетке плясало и визжало само пламя…

– Ключ! – Рявкнул Фрост.

Славик улыбнулся, медленным, каким-то сонным движением пошарил в кармане джинсовки, достал связку. Во взгляде Фроста мелькнуло облегчение. А потом ключи полетели вниз… Вместе с Мирославиной надеждой на спасение.

– Я же сказал, мелкая, что ты принадлежишь только мне.

Мирослава дернулась, больно ударилась затылком о прутья ограждения. Фрост с остервенением сбивал подкрадывающийся к ней огонь. Пустая и бесполезная затея…

– Нужно уходить! – Свободной рукой она поймала его за ворот футболки, притянула к себе, заглянула в глаза. – Уходи, Тёмочка! Дальше я сама!

– Дура! – Он поцеловал ее быстрым, отчаянно-злым поцелуем. – Не отвлекай меня…

– …Парень, в сторону! – вдруг послышался над их головами зычный и до боли знакомый голос. – Отойди от нее!

Сражаясь сначала со Славиком, а потом с огнем, они не заметили, как на смотровую площадку поднялся дядя Митя. Он стоял, широко расставив ноги, в очках его отражались языки пламени, а в руке он сжимал пистолет…