Кажется, его приезд остался незамеченным. Август расплатился с извозчиком и, сунув под мышку потрепанный дорожный саквояж, пошагал по подъездной дорожке. С его предыдущего визита прошло чуть меньше года, но взгляд то и дело подмечал случившиеся в усадьбе перемены. Надо сказать, перемены эти были не к лучшему. Чувствовалось какое-то общее уныние и запустение. Начать с того, что никто не охранял ворота. Они даже не были закрыты. Тяжелые створки раскачивал туда-сюда ветер, и несмазанные петли пронзительно скрипели. Парк тоже выглядел заброшенным. Кусты давно не стрижены, трава не кошена, на некогда роскошных клумбах буйствовали сорняки.
Август прошел мимо фонтана, который прошлым летом работал вполне исправно, а нынче белая мраморная чаша покрылась паутиной трещин, а на дне ее лежали прошлогодние листья. Но больше всего его смущала тишина. В месте, где живут дети – много детей! – не должно быть такой гнетущей, такой напряженной тишины.
Он уже начал подумывать, что усадьба необитаема, когда в одном из окон первого этажа увидел худенький, очевидно детский силуэт. Кто-то следил за ним, слегка отодвинув в сторону занавеску.
Здесь, вблизи дома, присутствие людей сделалось чуть более заметным. На скамейке у оранжереи лежала кем-то забытая книга. Листы ее пожелтели и сморщились, из чего Август сделал вывод, что книга лежит так уже довольно давно. Через раскрытую дверь оранжереи были видны оставленные на дорожке садовые инструменты: воткнутая в землю лопата, грабли и ржавая лейка. Растения в оранжерее были почти такими же неухоженными, как и снаружи, но инструменты давали надежду на то, что оранжереей кто-то занимается. Тут же поблизости стоял мольберт. Его деревянные ножки утопали в густой траве. Август подошел к мольберту, посмотрел на то, что воодушевило невидимого художника. Взгляд уперся в глухую стену конюшни. Из конюшни тоже не доносилось ни привычных звуков, ни привычных запахов. Очевидно, это здание пустовало.
Август в раздумьях постоял перед мольбертом, зачем-то заглянул в оранжерею, проверил, есть ли вода в лейке. Вода была на самом донышке, мутная и тронутая зеленцой. На некогда белой дорожке тоже виднелся зеленый налет то ли плесени, то ли мха. Пахло сыростью и запустением. Словно бы он зашел не в оранжерею, а в склеп.