Сначала это был крошечный водоворот у изножья ванны. Настолько незначительный, что Агния даже не открыла глаз. Потом на поверхность всплыла серебряная змея, и тут же следом показались костлявые руки, вцепились в борта ванны. Агния открыла глаза в тот самый момент, когда албасты встала в ванне в полный рост. Теперь в воде было две женщины. Одна прекрасная, вторая отвратительная в своем уродстве. Обе смертельно опасные, но одна опаснее и, наверняка, древнее другой.
Агния не успела ни удивиться, ни испугаться, когда одна из змей обвилась вокруг ее лодыжек, а вторая вокруг белоснежной шеи. Албасты обернулась к Августу, оскалилась своей чудовищной саблезубой улыбкой, прошипела:
– Не смотри, старик.
– Нет! – Он замотал головой. Он будет смотреть! Запомнит каждое мгновение этого противостояния, насладится увиденным. Да, насладится! И пусть его считают спятившим стариком! Он и есть спятивший старик! Он будет смотреть! Ему важно удостовериться, что все закончилось.
– Воля твоя.
Албасты пожала плечами, склонилась над вырывающейся из смертельной хватки Агнией, положила когтистые ладони ей на плечи, снова улыбнулась. А в следующее мгновение Агния с воплем ушла под воду…
Август обещал себе, что будет сильным и решительным, что будет смотреть, но не смог. Он зажмурился в тот самый момент, когда бурлящая вода в медной ванне окрасилась красным. Так и стоял, зажмурившись, а потом и зажав уши ладонями, чтобы не только не видеть, но и не слышать. Но полные ужаса и боли крики Агнии все равно прорывались через эту ненадежную преграду, заставляли кровь стыть в жилах, а волосы вставать дыбом.
Это длилось долго. Август пытался считать в уме, но ближе к тысяче сбился со счета. Сбился и открыл глаза…
От былой красоты Агнии ничего не осталось. Красота сошла с костей вместе с ошметками плоти, растворилась в воде, пролилась на постамент кровавой росой. На обезображенном лице живыми оставались только глаза. Они дико вращались в глазницах. Это вращение так некстати напомнило Августу об удивительных некогда автоматонах Антонио Солидато. Но в тех заводных статуях жизни было даже больше, чем в том существе, которое с довольным урчанием рвала на части албасты.