– Совсем не так. – Профессор покачал головой. – Думаю, тогдашний лагерь, впрочем, как и нынешняя школа, это в большей степени коммерческий проект. Не так уж и много там было по-настоящему талантливых детей. Всякие там были.
– Можете привести пример?
– Пример? – Исаак Моисеевич задумался. – Не сочтите меня старым сплетником, но Славик Горисветов, сын Всеволода Мстиславовича, никогда не блистал никакими талантами. Обычный мажор, как сейчас принято говорить. Если его пребывание в лагере можно было оправдать родственными связями, то пребывание некоторых его дружком оправдывает лишь полезность и влиятельность их родителей. Ничто не ново под луной… Нет, я не берусь судить! Боже упаси! Плохо другое, когда вот такие ребята мешают заниматься и развиваться настоящим гениям.
– Они мешали? – спросил Самохин, делая еще одну мысленную зарубку.
– Сам я ничего подобного не замечал, но Амалия… – профессор запнулся, помрачнел лицом, а потом снова заговорил: – Амалия Ивановна была учительницей Мирославы. Ее больше нет с нами…
То, как он это сказал, наводило на мысли, что Амалия Ивановна была ему дорога не только как коллега. Самохин вздохнул понимающе и сочувственно.
– Амалия Ивановна несколько раз замечала признаки… Как это нынче принято говорить? Признаки буллинга.
– Кого травили? – спросил Самохин, подаваясь вперед. – Артёма?
– Насколько мне было известно, нет. По крайней мере, я не видел ничего подозрительного. Да и Артём мне никогда не жаловался.
– Значит, Мирославу?
– Да.
– Она жаловалась?
– Что вы?! Это не девочка, а кремень! – Профессор улыбнулся. – И была, и осталась. Вы с ней знакомы?
– Довелось пообщаться. Очень энергичная особа. Трудно представить, что кто-то мог ее травить.
– Мне тоже, но Амалия Ивановна никогда не ошибалась в таких вещах, она была очень эмпатичным человеком. Она даже собиралась поговорить о происходящем с Мирославой.
– Почему с Мирославой, а не с директором лагеря? – спросил Самохин.
– Потому что, по мнению Амалии, девочку травил как раз Славик Горисветов с дружками.
Вот это была новость так новость! Славик Горисветов, наследный принц и, если верить Елизавете Петровне Весниной, жених Мирославы. Это что же получается, от ненависти до любви?.. И Мирослава, девица бойкая и весьма решительная, враз забыла все свои детские обиды?! Может быть обиды были несущественные? Может быть Амалия Ивановна преувеличивала масштаб проблемы? Или мелкий тиран вырос и одумался? Жизненный опыт подсказывал Самохину, что из мелких тиранов обычно вырастают тираны крупные. Мало кто из них встает на путь исправления и искупления.
– Как они ее обижали? – спросил он. – Амалия Ивановна вам не рассказывала?
– Нет. – Профессор покачал головой. – Она считала, что это должно остаться между девочками, планировала поговорить сначала с Мирославой, а потом с ее бабушкой. Бабушка Мирославы была очень деятельной и волевой особой. Я думаю, она просто не догадывалась о том, что у ее единственной внучки есть такого рода проблемы.
– А Амалия Ивановна догадывалась?
– Амалия Ивановна видела детей, так сказать, в естественной среде их обитания. Видела не каждого в отдельности, а всех разом. Мирослава боялась Славика Горисветова. Боялась и всячески его избегала.
– А Артём Морозов?
– А что Артем? Вы спрашиваете, случались ли между этими двумя конфликты? Я не знаю, не замечал ничего подозрительного. Славик был самый старший в лагере, почти взрослый. И дружки его были ему под стать. Мирослава была маленькая. В том смысле, что хрупкая и невысокая. Она и сейчас такая.
Самохин покивал. Да, до модельного роста Мирослава Мирохина сильно не дотягивала, она брала напористостью и какой-то несвойственной женщинам упертостью.
– А Артём был высоким уже тогда, – профессор покачал головой.
– Вы хотите сказать, что Артём Морозов не был ботаном в классическом понимании этого слова? – уточнил Самохин.
– Я хочу сказать, что он был достаточно рослым, чтобы дать отпор, и у него был стержень. Не думаю, что Славик выбрал бы его в качестве жертвы.
Самохин задумался. Да, при всей своей неформальности и патлатости, Артём Морозов не выглядел беспомощным хлюпиком, неспособным за себя постоять. По крайней мере, сейчас. А каким он был тринадцать лет назад?
– Он рассказывал вам, как именно получил свои травмы?
– Нет. – В голосе профессора послышалась тень досады. – Его нашел воспитатель лагеря, мальчик был без сознания. Воспитатель сразу же позвонил Всеволоду Мстиславовичу, тот вызвал «Скорую», а я вызвался быть сопровождающим. Уже в «Скорой» Артём пришел в себя.
– И ничего не сказал?
Самохину слабо верилось в такую возможность. Парень пережил стресс, а стресс развязывает язык.
– Он только спросил, где Мирослава. Тогда мы еще не знали, что с ней тоже случилось это страшное несчастье.
– Мне интересна хронология. Сколько времени прошло между этими двумя случаями? Вы помните?
– Я знаю лишь, что девочку привезли в больницу примерно через час. Артёма к этому времени уже обследовали врачи.
– Значит, они не могли повстречаться в больнице?
– Это совершенно исключено.
– А почему Артём спрашивал про Мирославу?