…Жизнь возвращалась к Мирославе вместе с тошнотой и холодом. В прошлый раз, кажется, было так же. Умирать больно, а оживать еще больнее. Мирослава открыла глаза. Над ней была полуразрушенная крыша Свечной башни. В пролом заглядывала луна. Уже не желтая, а оранжево-красная – кровавая. А холод шел откуда-то снизу, холод шел от каменной плиты, на которой она лежала, как готовая к закланию овечка. Она и была овечкой, раз попалась вот так по-глупому, раз утратила чувство опасности и самосохранения.
– Очнулась, спящая красавица?
Голос доносился откуда-то сзади, от изголовья этого импровизированного алтаря. До боли знакомый и до боли ненавистный голос.
А ее собственный голос пропал. Может быть на время, а может быть навсегда. Что-то она такое читала и про психологические причины, и про анатомические. Сейчас не время выяснять причины ее внезапной немоты, сейчас нужно выяснить другое.
Мирослава попыталась сесть, упершись ладонями в крышку каменного постамента. Или вернее сказать, жертвенника? У нее ничего не вышло, руки были скованы наручниками.
– Меры предосторожности, зая, – сказал Славик, выходя из тени в столб лунного света. – Уж больно ты прыткая. Как колобок. – Он усмехнулся, запел дурашливым тонким голосом: – Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, и от маньяка я ушел, а от Славика не ушел.
Мирослава поерзала, пытаясь сесть без помощи рук. Славик не мешал, он наблюдал за ней с тем любопытством, с каким малолетние садисты наблюдают за тем, как под увеличительным стеклом, превращающим солнечный луч в смертоносное оружие, обугливаются крылышки бабочки. Он не мешал, а у нее получилось. Поза выходила неудобная, скованные руки не давали пространства для маневров, но уж как есть.
– Ты думала, что так просто отделаешься от меня, зая? – спросил Славик ласково. – Думала, отделалась тогда и отделаешься сейчас?
Она помотала головой. Это не был жест отрицания, это был способ привести в порядок те мысли, которые еще оставались в ее бедной гудящей голове. Но Славик видел то, что хотел видеть. Славик ухмылялся.
– Правильно, зая. Ты моя добыча. Всегда ею была. А я никогда не отказываюсь от охотничьих трофеев. Поначалу мне думалось, что ты усвоила правила игры. Ты же всегда была умненькая, всегда знала, как меня завести. Я хотел на тебе жениться. Ты же в курсе? И папенька дал бы свое согласие. Он испытывал к тебе какую-то необъяснимую симпатию. Мне кажется, он надеялся, что ты сумеешь удержать меня от, скажем так, необдуманных поступков. И долгое время у тебя это прекрасно получалось, но это место… – Славик развел в стороны руки жестом театрального актера, – оно нас меняет! Правда, зая? Признайся, ты тоже это чувствуешь!
– Что? – прохрипела Мирослава.
– Магию этого места. – Славик больше не улыбался, его лицо стало совершенно серьезным. – Мне кажется, все ее чувствуют. Кто-то сильнее, а кто-то слабее. Разумовский говорил про крылья. Я слышал, как он втирал эту чушь Лисапете. Крылья и вдохновение! И жажда познаний. Прикинь? Жажда познаний! – Он погладил Мирославу по бедру, она дернулась от отвращения. – Так он это называл.
– Что? – снова прохрипела она. Голос все никак не желал возвращаться.
– Только это была не жажда познаний, а совсем другая жажда. – Кажется, Славик ее не слышал. – Жажда крови, если хочешь знать. У этого придурка здесь выросли крылья, а у меня клыки и когти. – Он вытянул вперед правую руку, пошевелил пальцами. Его ногти были в идеальном состоянии, но Мирославе все равно померещились когти.
А от холодного камня пахло кровью. Этого не могло быть. Та кровь, что пролилась здесь больше века назад, уже давно распалась на атомы. Впрочем, как и существо, ее пролившее. Но Мирослава не могла с собой ничего поделать – ей пахло кровью!
– А что выросло у тебя, зая? – спросил Славик шепотом. – Помимо самомнения. – Он коротко хохотнул. – Что это место перекроило в тебе? Мне просто интересно.
Она ничего не ответила, а он снова не стал дожидаться ее ответа.
– Папулю я хотя бы могу понять с этими его дворянскими закидонами. Голубая кровь и все дела! Граф Горисветов – звучит, да? А если к амбициям прибавится еще и бабло? Он все еще верит, что наша чокнутая прабабка спрятала в башне клад! Представляешь, зая?! Клад в этой полуразвалившейся халабуде! – Он запрокинул лицо к потолку, улыбнулся так, как будто единственный знал правду. – Это все дурачок Разумовский со своими фантазиями. Это он убедил папулю, что тайники существуют.
– Может быть, так оно и есть? – спросила Мирослава вкрадчиво.
Сейчас ей только и оставалось, что тянуть время. И плевать, что здравый смысл криком кричал, что ничего не выйдет, что Славик контролирует все, даже время.
– А все так и есть! – Славик перевел на нее пылающий страстью взгляд. Вот только страсть эта была такого рода, что делалось жутко. – Я точно знаю, что Разумовский тринадцать лет назад нашел в башне один из тайников. Вижу, ты удивлена! Думала, что можешь держать все под контролем, зая? Вот что я тебе скажу, ты не можешь держать под контролем даже свою собственную жизнь! Что уж говорить про все остальное?