– Я не знаю. Тогда вообще было тревожное время, ночью в овраге нашли еще одну жертву Свечного человека. Вся округа стояла на ушах. Наверное, он просто беспокоился за подругу.
– И что вы ему сказали, Исаак Моисеевич?
– Я сказал, что с Мирославой все хорошо, что она дома с бабушкой. Сказал просто, чтобы его успокоить. Я же не знал, что и с Мирославой случилось несчастье.
– Почти в то же самое время.
– Да, получается, что так. – Профессор глубоко задумался, а потом спросил: – Вы думаете, что это могут быть звенья одной и той же цепи? На Артёма напал тот же человек, что и на Мирославу?
– Я пока не знаю, что думать, но хронология событий настораживает, – признался Самохин.
– Но почему они молчат? Почему молчали тогда и молчат сейчас?!
– Хотелось бы мне знать ответ на этот вопрос. А скажите, Исаак Моисеевич, какого рода талант был у Алексея Бойко?
– Хоть тут я могу быть вам полезен, товарищ следователь. – Профессор рассеянно улыбнулся. – Этот мальчик мог бы стать великолепным спортсменом. Он очень быстро бегал. Артём говорил, что Лёха быстрее ветра. Он бегал сам и, кажется, учил бегать Мирославу. Но это вам лучше спросить у нее самой.
– Один не стал великим скрипачом, вторая – великим художником, третий – великим спортсменом, – сказал Самохин задумчиво. – Вам не кажется, Исаак Моисеевич, что Горисветово больше забрало у этих детей, чем дало?..
Темнота наступила как-то сразу, словно бы кто-то на небе выключил гигантский рубильник. Рубильник выключил, а вместо люстры оставил на небе желтый ночник полной луны. Мирослава постояла на парковой дорожке, вдыхая уже ставший прохладным воздух. Она стояла, ощущая, как бесцельно утекает время, единственный по-настоящему невосполнимый ресурс. На душе было неспокойно. Даже несмотря на то, что в Горисветово больше не осталось ни одного ребенка. Это был какой-то особый вид тревоги, от которой вибрировали кости, а волосы снова стремились вздыбиться. Мирослава знала толк в тревогах. Со многим она могла справиться, научилась за годы жизни, но сейчас не знала, как поступить. Наверняка она знала только одно: в свою квартиру она не вернется, не найдет в себе силы еще раз посмотреть на ванну на грифоньих лапах. Если придется, она будет ночевать в кабинете, но скорее всего, не ляжет спать вовсе! Потому что не сможет! Потому что в голове – сумбур, а в сердце – смута! Потому что она упускает что-то очень важное! Упустила в своем прошлом, запихала в кладовку с ментальным хламом и не хочет искать! Не модный психолог заставил ее забыть это очень важное – она сама забыла, совершенно добровольно! И теперь это забытое ноет, как открывшаяся спустя годы рана, не дает покоя, гонит вперед. Вот прямо по этой подсвеченной желтым лунным светом парковой дорожке. Вот прямо к Свечной башне…
Нет, она не дура и не сумасшедшая! Она не станет лезть в ловушку, как героиня какого-нибудь третьесортного ужастика. Она бы, возможно, полезла в ловушку вместе с Фростом, но Фроста больше нет рядом. Он бросил ее прошлой ночью. Бросил, а она почему-то уверена, что поделом, что она заслужила это его граничащее с презрением пренебрежение, что она виновата перед ним. Так виновата, что предпочла забыть причину своей вины. Вина перед Фростом была сродни ненависти к Славику. Оба эти чувства были острыми и не до конца объяснимыми.
Свечная башня рвалась в черное небо черными стенами. В зыбком лунном свете она как никогда была похожа на гигантскую свечу. Погашенную свечу. Никаких огней, никаких Светочей. Место преступления. Место неоднократных преступлений…
Мирослава попятилась. Надо возвращаться. Следователь Самохин велел вести себя тихо и не высовываться. Следователь Самохин был разумным и решительным мужиком. Он нравился Мирославе, несмотря на обстоятельства, при которых они познакомились. Следователь Самохин просил делиться с ним информацией. Любой информацией, касающейся хоть настоящего, хоть прошлого. А у нее есть информация! У нее есть дневник самого Августа Берга! И пусть информация в нем весьма… необычная, Самохин сумеет отделить зерна от плевел.
Мирослава вытащила из кармана мобильный, открыла телефонную книгу. Она позвонит ему прямо сейчас. Он сам велел звонить в любое время дня и ночи. Вот она ему и позвонит! И проведет всю ночь рядом с ним, с представителем закона и силы. Потому что она не дура и ни за какие коврижки не попрется одна в эту чертову башню!
Не получилось позвонить… Она уже готовилась набрать номер Самохина, когда на нее навалилась тьма. Навалилась, сжала горло, не давая возможности ни вдохнуть, ни выдохнуть, обрекая на медленную, мучительную смерть от удушья. Ей не привыкать, однажды она уже умирала, но до чего же обидно…
Самым краешком ускользающего сознания Мирослава еще слышала звук падающего на дорожку смартфона. Она тоже упала, провалилась в душную темноту…