Светочи Тьмы

Свое будущее призвание Фрост нащупал сам. Клуб спортивного программирования стал его стартовой площадкой в новую жизнь. Неожиданно ему понравилось. Коды, логические задачки, математические формулы. Кто бы мог подумать! Там тоже была нужна мелкая моторика, но к тому времени Фрост уже научился управлять своими пальцами. Этого хватало, чтобы ловко справляться с клавиатурой, но никогда не хватило бы для музыкального инструмента. Там же, в клубе, он и получил свою кличку. Клички были у всех пацанов, это считалось крутым и обязательным. Тогда же Фрост начал носить перчатки. Первую пару он купил за первый свой гонорар. Перчатки были тончайшей выделки и стоили, как половина его гардероба. Они нравились Фросту, они стали частью его имиджа и личности. Они нисколько его не стесняли и не смущали. Собственно, они никого не смущали. Девушки даже находили их сексуальными. Впрочем, как и самого Фроста.

Можно сказать, жизнь налаживалась. Почти наладилась. Родители успокоились настолько, что мама больше не звонила ему по три раза на день, обходилась лишь одним звонком. Отец гордился его стремительным карьерным ростом и искренне радовался его уверенности в себе. Фрост старался их не разочаровывать. Собственно, какое-то время его и самого все устраивало. Жизнь затянула его в свой водоворот, он научился получать от нее не только удовлетворение, но и удовольствие. Он даже стал ходить на скрипичные концерты и мог высидеть до самого конца. Это, определенно, было великое достижение, потому что первый такой концерт закончился для Фроста нервным срывом. Видеть и слышать то, что тебе больше не дано – то еще мучение, к такому не привыкнешь с наскока. И Фрост приучал себя к этому медленно и постепенно. К двадцати пяти годам приучил окончательно. Такое вот достижение.

Все было хорошо. До тех пор, пока в одном из модных ресторанов он не увидел их. Мирославу он узнал сразу. Она стала еще красивее, еще ярче, еще увереннее в себе. Она была великолепна! Эта ее красота и яркость ослепили Фроста, заставили замереть и затаить дыхание. Он так и стоял, собираясь с мыслями и чувствами, собираясь подойти к ней, представиться, сказать что-нибудь одновременно остроумное и ироничное. С некоторых пор он считал себя мастером иронии. И он почти решился, подошел бы наверняка, если бы его не опередили…

К столику, за которым сидела Мирослава, уверенной походкой подошел мужчина. Со спины Фрост его не узнал, а когда тот обернулся, все недавнее очарование вмиг истаяло, покрылось тиной, как поверхность старого затона. К Мирославе подошел Славик Горисветов. Подошел, по-хозяйски положил ладонь на ее обнаженное плечо, по-хозяйски поцеловал в шею. У Фроста зашумело в ушах. Он знал, что это бьётся в висках холодная ярость. Бьётся и ищет выхода. Он знал, что это тяжелая поступь прошлого, которое все-таки его настигло. Сначала подбросило чудесную приманку в виде Мирославы, а потом со всей силы ударило под дых.

Фрост вернулся к своему столику, заказал виски. Ему стоило сразу же уйти, не бередить старые раны, не травить душу. Но он остался и весь вечер наблюдал за этими двумя. Наблюдал, не особо таясь, не ожидая, что кто-то из них его узнает. От того Артёма, каким он был больше десяти лет назад, не осталось ничего. Иногда люди меняются до неузнаваемости. Вот Мирослава почти не изменилась, а он стал совсем другим человеком. Наверное, они не узнали бы его, даже если бы он подошел к их столику и поздоровался, но он не стал проверять эту гипотезу, он просто сидел в засаде и наблюдал. Он ушел из ресторана лишь после того, как ушли эти двое. Да и то ушел не сразу, сначала напился в хлам.

Утром Фрост очнулся в своей квартире. Голова болела, горло раздирала жажда. Не помог ни холодный душ, ни крепкий кофе. Пришлось мучиться до обеда. Зато страдания физические заглушили страдания душевные. По крайней мере, Фросту так думалось. Он заставил себя забыть Мирославу еще на полгода. На большее его не хватило. Он начал искать ее следы в Интернете. Следов было не так чтобы очень много: никаких аккаунтов в соцсетях, никаких постов и няшных фоточек. В этом Фрост ее одобрял. Только в этом и одобрял. Все остальное, все, что было связано с Мирославой, причиняло ему боль. Снова открылись старые раны. С ранами Фрост бы как-нибудь справился, но вслед за Мирославой в его размеренную и комфортную жизнь вошла одержимость. Ему захотелось узнать, что же на самом деле случилось в Горисветово тринадцать лет назад, какие тайные тропы привели их всех к их нынешнему существованию. Свечной человек Фроста никогда особо не волновал. Тем более, он пропал с радаров тем же далеким летом. Маньяк пропал, а усадьба погрузилась в сонное забвение.