Светофор, шушера и другие граждане

Довольные друг другом вдовец и похоронный агент распрощались в дверях приемной.

Вечером того же дня Антон Петрович сидел на кухне и, широко распахнув балконную дверь, дышал маем.

В кастрюле булькали макароны.

Антон Петрович водил ручкой по бумажному листку. Он опять что-то подсчитывал, пересчитывал. Вписывал. Вычеркивал. Ставил галочки.

У него выходило, что жизнь без Маши выйдет значительно дешевле, чем при жизни с ней.

Черт щелкал на подоконнике костяшками счетов.

Пахло акацией.

Жена Антона Петровича, Мария Семеновна, отодвинула тюль занавески и, переступив порог, вошла.

Уменьшив газ под кастрюлей, Мария Семеновна достала разделочную доску и, потерев сыр, привычным движением ладони откинула натертую горку в тарелку.

Достала из-под стола баночку маринованных помидоров и, опустив в кипящую воду пару сосисок, закрыла кастрюлю крышкой.

Антон Петрович принялся торопливо и с гордостью рассказывать Маше, каких скидок добился он для нее в похоронном бюро. Как по акции ему удалось взять гроб «Стандарт», дешевле чем «Эконом», что им дали в качестве бонуса ритуальные ленты, закрутки, закрутки на крышку, на крышку? Да на крышку, и бумажную гирлянду в изголовье… И…

Мария Семеновна молча присела напротив мужа к столу и, посмотрев на него ласково и грустно, растаяла.

С минуту Антон Петрович сидел неподвижно, не в силах выдохнуть и вздохнуть.

После чего издал пронзительный хрип, точно стараясь проглотить застрявшую в горле кошку, мучные щеки его задрожали, лицо исказилось, расплылось, губы неудержимо поехали вниз, рот распахнулся, показав серые зубы.

Смотреть на него было грустно и страшно. Да и некому больше было на него смотреть.

А черт не смотрел. Он ждал, что нужно будет подсчитывать дальше.

Из бисеринок глаз Антона Петровича засочились мутные слезы.

Подкодыкин тупо смотрел, как эти слезы капают на подсчеты и на клеенку столешницы, туда, где так часто перед ужином небрежным жестом проходила с тряпочкой рука Маши.

В распахнутую балконную дверь тихо вплывали сиреневые весенние сумерки.

Булькали макароны под крышкой.

Было тихо и пусто.

Как в брюхе черта.

В глазах мертвой собаки.

Или в гробу «Стандарт», который обошелся Антону Петровичу дешевле чем «Эконом».

Молодой человек, в джинсовке прошел под окнами Антона Петровича.

Посмотрел на окна и отвернулся.

Загребяка

Жил-был в одном человеке хитрый-прехитрый черт.

Жадный. За копейку был готов и в огонь и в воду. И сквозь медные трубы. И коня на скаку. И в дымоход.

Обманет какого-нибудь простофилю и радуется. Просто не идет, а подпрыгивает. Подпрыгивает, а сам думает: «Эх, елки-палки, посмотрите на меня, добрые люди! Как я провел этого дурня! Блеск! Красота!»

И такое у него хорошее настроение делается, что он просто всех готов обнять от этой своей радости.

Звали этого черта Кирилл Антонович Загребяка. Тоже ничего себе, между прочим, – говорящая фамилия.

Ну так вот. Идет как-то раз этот самый Загребяка по улице Народного ополчения и, как обычно, подпрыгивает. А когда Загребяка подпрыгивает (то вы уже сами знаете, что это значит) – хотим сказать, что это подпрыгивание у Загребяки означает только одно: что он только что надул кого-то как следует и по такому делу готов обнять весь мир.

И точно, только что провел наш Кирилл Антонович какого-то простака и взял с него за это совсем недорого. Чемодан денег.

И вот, идет Загребяка с этим чемоданом по Народного ополчения вдоль магазина «М-видео».

Идет, и вдруг видит: лежит прямо под фонарем денежка. Тысяча лежит! Честное слово…

«В чемодане миллион, а к миллиону тыща!» – вот же, какой везучий!

Тут копеечки днем с огнем во всем городе не найдешь, а ему нате, пожалуйста…

Кушайте, Кирилл Антонович. Не стесняйтесь.

И Загребяка, конечно, за этой денежкой прыг! А денежка, как на ниточке, – шмыг!

Загребяка прыг!

Денежка шмыг!

И прямо на дорогу.

А там, между прочим, никакого пешеходного перехода не обозначено.

В общем, денежка шмыг, Загребяка прыг… И угодил под колеса.

И остался наш Кирилл Антонович и без денежки, и без копытца.

Но это еще не все, господин жадюга!

Добавим в эту трагическую картину вашей бессовестной жадности несколько позитива.

Спустя час, как вас увезли в 67-ю больницу, по улице Народного ополчения шла старушка.

Эта старушка была Нина Леонидовна Беспризорная. Припоминаете ее, а, Кирилл Антонович?

Нет?

А впрочем, разумеется, мало ли на вашей совести таких старушек…

Но напомним.

Нина Леонидовна (года за два до сегодня) при помощи вас, Кирилл Антонович (ведь вы же у нас риелтор), обменяла свою двухкомнатную квартиру с широкой лоджией на постоянную прописку на 32-м участке Тишинского кладбища.

Место на Тишинском было, конечно, хорошее, с заборчиком, но, пока старушка оставалась жива, конечно, не очень удобное (по сравнению с прежней квартирой).

И вот, она время от времени приезжала в центр собирать бутылки с пивными банками в рюкзак или попросить у Всехсвятского милостыню.

Итак…

Старушка идет.

Бредет.

Раздвигает палочкой кустики в поисках пивной тары и видит в этих кустиках ваш, Кирилл Антонович, чемоданчик…