Светофор, шушера и другие граждане

Они скоро спустились по ступеням, за старухой, все в белом, и приподняли ее с санок, под мышки, и хотя старик давно знал, что старуха у него умерла, ему показалось, что она даже как-то пошла сама, перебирая ногами над ступеньками в воздухе.

Дверь захлопнулась.

Старик постоял за углом еще немножечко, думал забрать санки и пойти домой, но, только подойдя к ним, почувствовал, что очень устал и нет просто сил возвращаться обратно, к тому же ему никуда не хотелось уходить от своей старухи.

И он опустился на Ванюшины саночки, у двери приёмного отделения 67-й районной больницы, и стал ждать, когда его заберут, может быть, тоже.

Дверь открылась.

Он видел, как за ним вышли.

Ванюша и Манечка.

Они были в белом. В халатах?

«Наверное, как-то устроились работать санитарами в эту 67-ю районную…» – подумал старик.

Старуха и черт

Одна женщина Евгения Семеновна Франкенштейн отравила дочь. Дело обстояло так, что эта дочь претендовала на половину квартиры и хотела еще оттяпать у матери наследные фамильные драгоценности. Лада в семье этой не было, ко всему эта дочь, когда ей исполнилось восемнадцать, стала такая красавица, что просто противно смотреть. А мать, сами понимаете, не молодела. И (сами понимаете) она ее за это отравила.

И со всем возможным комфортом зажила себе дальше, ходила в консерваторию, Маяковский театр и на Пасху ездила навещать эту свою дочь на Тишинский погост, на бесплатном 195-м автобусе.

* * *

…К одной старушке, Евгении Семеновне Франкенштейн из 196-й квартиры, повадился черт.

Видимо, этот черт пролезал с улицы в форточку (старушка оставляла форточку для прилива свежего воздуха) или через уборный совмещенный санузел (это так и осталось неизвестным), во всяком случае, он повадился и начал, разумеется, в соответствии со своей профессией пакостить.

Перепрятывал сберегательную книжку старушки из прикроватной тумбочки в мусорное ведро (как все одинокие старушки, наша старушка копила себе на поминки).

Съедал сырыми (из морозилки) пельмени.

Съедал сосиски.

Гадил в тапочки, метил углы и коврик.

Рвал в туалетный контейнер новую программу передач на неделю.

Выдавливал крем от морщин «Жемчуг» в баночку с майонезом.

Оставлял включенными свет и краны. (Евгения Семеновна была очень экономна в вопросе коммунальных услуг, у нее был установлен счетчик на воду.)

Несмотря на счетчик, счета за ЖКУ приводили бедную Евгению Семеновну в катастрофический ужас.

Живя на пенсию, эта бедная старушка буквально не сводила концы с концами.

Она погасит свет в совмещенной комнате. Черт включит.

Она погасит, он включит, и так далее, что старушке оставалось только жалобно всплескивать руками и ахать.

«Ох! Ах! – охала старушка. – С нами крестная сила!» – возмущалась она.

Совершенно не стесняясь хозяйки черт отгрызал зубами по полбатона сырокопченой колбасы (приобретенной на праздники).

Включал газ под выключенными кастрюлями…

Солил чай.

Добавлял сахар в куриный бульон.

А главное, этот черт все время переставлял с места на место ее шкатулку с фамильными драгоценностями, пудреницей и золотым зубом, также доставшимся старушке от бабушки.

Первое время Евгения Семеновна относила пакости этого черта на счет своего рассеянного склероза. Однако участковая доктор из 34-й районной поликлиники прописала старушке от этой болезни кое-какое укрепляющее средство, и, не пройдя еще полного курса лечения, старушка начала припоминать (кроме воспоминаний давно миновавшей юности) еще некоторые, весьма подозрительного характера подробности.

Она нахмурилась, посидела немного на табуретке в раздумьях и решила завести ежедневник, чтобы если что куда положила, то в нем для себя записывать, куда и что, чтобы потом не искать и не мучиться.

Она сходила в книжный магазин «Смена» на углу овощного магазина. Купила батон, кусок российского сыра, чаю в заварных пакетиках (мы ничего не путаем, в этом книжном был еще уголок продуктового), толстую общую тетрадь в клетку на проволочках, две недорогие пишущие ручки с синим стержнем и, опустив покупки в хозяйственную (клеточка на колесиках) сумку, направилась посидеть на лавочке в парк.

Погода была замечательная, улетели грачи.

В золотых шапках кленов дрожали солнечные зайчики. Туда-сюда и обратно, мимо примостившейся на скамейке старушки ковыляли голуби.

Евгения Семеновна вспомнила, что купила батон, и полезла в сумку. (Как все добрые одинокие старушки, Евгения Семеновна Франкенштейн любила сидеть на лавочке в окружении этих бессмысленных, неповоротливых тупокрылых птиц.)

Евгения Семеновна полезла в сумку…

Сумки не было!

В сердце старушки стукнул ужас.

Она вскочила и, вскочив, подняла в воздух сонмы равнодушных, серых тупокрылых птиц.

Птицы, размахивая крыльями, повисли в небесной гжели.

Евгения Семеновна побежала назад, к книжному магазину «Смена» на углу овощного магазина.

«Ладно бы ежедневник и две ручки! Ладно батон и российский сыр, ладно чай в заварных пакетиках!» – думала бедная Евгения Семеновна, пробегая под шапками золотых кленов мимо скамеек и детской площадки, по переходу и вдоль длинного овощного.