Светофор, шушера и другие граждане

Против таких неприятностей смышлёное человечество установило на природных возвышенностях земной коры метеорологические станции и, запустив в хляби космические спутники, смотрит теперь внимательно прогноз погоды по телевизору. И благодаря этому, на следующее утро, какая-нибудь заботливая и любящая жена говорит мужу: «Дорогой! Возьми, прошу тебя, зонтик, сегодня местами обещали осадки!»

«Наврали, наверное, сволочи», – думает муж, глядя в безмятежно чистые небеса, но все-таки берет зонт, хотя под вечер, конечно, оказывается, что зря он с ним таскался, и в самом деле наврали.

На этот случай у разумного человечества предусмотрена поговорка, что, мол, лучше все-таки перебдеть, чем недобдеть. От греха подальше. И это правильно.

Хотя иной раз чувствуется, конечно, что в этих гидрометцентрах и космических станциях сидят такие подлые и коварные метеорологи, что самим чертям тошно.

В этом случае наученное горьким опытом человечество обращает свой взор к астрологическим прогнозам или просто гадает на кофейной гуще.

Словом, есть множество проверенных на человеческой шкуре способов защититься от неприятностей, что-то предугадать, предусмотреть и выйти, так сказать, сухим из воды на берег.

Но все это мелкие неприятности, на них есть зонты, капюшоны, шарфы, астрологи, гадалки и гидрометеостанции. А мы не о них.

От рождения и до смерти преследуют человечество и более крупные неприятности.

Например, некоторых людей неотступно преследуют неприятности по работе, некоторых смущают неприятности в любви, у некоторых болят зубы, или, скажем, у них грипп, или расстройство желудка. Некоторым попадаются (бывает и такое) в тещи ужасные кикиморы; некоторым каждый божий день как следует достается на орехи от жен, а некоторых, так бывает, прихватит перед праздниками аппендицит, что им делается не до праздников. Однако жизнь, как известно, животное полосатое, и тем она и хороша, что и аппендицит, и тещи, и все прочие жизненные явления (по работе, и так) когда-нибудь кончаются и человек начинает чувствовать себя выздоровевшим, бодрым и счастливым. И таков закон жизни! Где-то, как говорится, убыло, где-то, соответственно, прибыло. Один уронил, другой поднял. Тот потерял, этот нашел.

Один женился, другой развелся и т. д., и т. п. Ночь сменяется рассветом, день также сменяется, проходят дожди, тают льдины, выплачиваются авансы (или алименты), уходят в лучшие миры тещи, возвращаются грачи и пр., и пр.

И если сегодня кому-то не повезло с женой, то вполне возможно ему еще повезет с женой завтра, или (если завтра все-таки у него окажется все та же жена) можно предположить, что с женой ему повезет послезавтра, или тогда уж на следующей неделе. Например, после дождя в четверг. Или в пятницу.

Во всяком случае, человечеству в целом, и отдельному человеку в частности, ничего больше не остается, как надеяться и уповать. Уповать, верить, надеяться и рассчитывать на естественную смену полосок на теле непостоянного и упрямого, как осел, полосатого животного под названием жизнь…

Илье Ильичу Головастикову не везло с детства. Это был до такой пронзительной степени невезучий и никем не любимый Илья Ильич, каких, кажется, до него еще не бывало на свете.

В ясельной группе детского сада Илью Ильича не любили воспитательницы и нянечки, его били дети, у него отбирали игрушки и кубики. Мать так же недолюбливала Илью Ильича. Его недолюбливал и отец.

На этом могло бы все и закончиться, однако несчастный Илья Ильич пошел в 833-ю школу, и его не полюбили и там. В портфель Илье Ильичу одноклассники подкладывали кирпичи, дохлых голубей, сушеных мух, тараканов и надутые воздухом пустые кефирные пакетики.

В музыкальной школе его не выносила преподавательница сольфеджио Ангелина Борисовна, и Константин Михайлович Хворостов, преподаватель по старшим классам фортепьяно, тоже терпеть не мог Ильи Ильича.

Илью Ильича терпеть не могла жена, его не любила дочь Маша. И когда Маша вышла замуж, муж Маши Валентин тоже не полюбил Илью Ильича.

Следом за тем его не полюбили внуки Саша и Маша.

Илью Ильича не любили кассиры, от него с презрением отворачивались кошки, его терпеть не могли собаки… За всю свою жизнь Илья Ильич не поймал ни одного карася в дачном пруду, хотя Илья Ильич во время отпуска только и делал, что ловил в пруду карасей…

Илью Ильича с мрачным, неизменным упорством преследовали неудачи.

При виде бегущего к остановке Ильи Ильича троллейбусы и автобусы с хищным злорадством захлопывали перед ним двери и, обдав Илью Ильича сочной грязью московских улиц, уносились по широким проспектам.

Илью Ильича вечно прихлопывали турникеты подземки. Шнурки Ильи Ильича развязывались и застревали в ступенях бегущего эскалатора. В совершенно пустом вагоне Илье Ильичу никогда не доставалось места, где сесть, а если все-таки бедняга с удивлением садился, ему, конечно, было на следующей станции выходить.